В начале 1934 года Александр Милиевич подал заявление в мэрию с просьбой предоставить ему французское гражданство. Он знал, что действует наверняка. Правда, сам процесс прохождения бумаг по инстанциям был весьма длителен и предстояло преодолеть немало бюрократических рогаток. А вскоре в его жизни произошли важные перемены, впрочем, для непосвященных совершенно незаметные. Сопутствующие им обстоятельства были связаны с сестрой Зиной. Выбравшись из России и потеряв отца, Зина два года жила вместе с братом на улице Меркурий. Затем вышла замуж за подвернувшегося ей немца-коммивояжера — Александр Милиевич, признаться, и рассмотреть его как следует не успел — и уехала в Германию.
Изредка из Берлина приходили письма, полные родственных излияний, общих воспоминаний детства, сетования на детей (у нее родились мальчик и девочка), за которыми легко угадывалось восхищение ими. В письмах последних лет Зина не без гордости упоминала о том, что дела мужа идут в гору. Хельмут Клемпнер получил пост коммерческого директора фирмы Канц и К°, затем сделался ее компаньоном.
Весной Зина сообщила, что вместе с мужем на несколько дней приедет в Париж.
Александр Милиевич встретил их на вокзале и отвез в отель. Сестру просто не узнал — так она похорошела. По мягкой и уверенной манере держаться чувствовалась женщина, знающая себе цену и пользующаяся успехом. Между нею и той робкой девушкой, которая покинула Париж десять лет назад, не было ничего общего.
Ее муж, громогласный веселый толстяк с круглым открытым лицом, украшенным корпорантским шрамом, напоминал бюргера добрых старых времен, любителя пива и воскресных гуляний.
Вскоре герр Клемпнер заставил переменить мнение о себе. Дня за два до отъезда он зашел к Лаврухину. Когда они остались вдвоем в кабинете, Клемпнер закурил сигару и сказал:
— Интересно, что бы вы ответили, если бы я предложил вам дело, которое наверняка принесло бы вам до конца года сотню тысяч франков?
— Я прежде всего спросил бы, почему вы предлагаете это дело мне, — с улыбкой проговорил Александр Милиевич. — Наполеон дарил родственникам целые государства. Но ведь мы с вами не корсиканцы, так что не пытайтесь объяснить ваше предложение родственными чувствами.
— Я далек от этого, — сказал Клемпнер. — Мы давно наблюдаем за вами и убедились: вы тот человек, который нам нужен. У вас есть верные люди и связи, вы бывший контрразведчик, умелый конспиратор и отличный организатор. Иначе и быть не может: торговать наркотиками далеко, не то же самое, что содержать скобяную лавку.
Лаврухин и бровью не повел.
— Вы — это фирма Канц и К°?
— Не совсем. Поскольку вами еще не получено гражданство, то, не опасаясь оскорбить в вас чувство французского патриота, буду откровенен: мы — это германская разведка.
— Вы совершаете ошибку, дорогой, — опечаленно сказал Александр Милиевич. — Ваше упоминание о торговле наркотиками похоже на шантаж. Я же ничего не делаю по принуждению. Тем более что доказать мое участие в этой противозаконной торговле вам вряд ли удастся. Ну-ка, выкладывайте все начистоту да перестаньте умничать, иначе, как говорят в России, вот бог, а вот порог...
Клемпнер весело рассмеялся.
— У вас хорошая хватка.
Они договорились быстро. И главную роль в этом сыграли из деньги, а надежда. Разговор с Клемпнером возродил в Лаврухине давно потухшую надежду на разгром большевиков и на возвращение в Россию под малиновый перезвон колоколов. Пусть не завтра, пусть не через год, пусть через пять-десять лет. Но на этот срок жизнь опять получала большой смысл и большую цель. Организовать контингент русской молодежи для германских разведывательных школ — значит продолжить дело Кутепова, стать на голову выше всех этих изолгавшихся болтунов, именующих себя лидерами эмиграции. А какой удар по большевикам! Первый настоящий удар после гибели Кутепова. И нанесет его Лаврухин. Александр Милиевич был трезвым человеком. В противоположность многим идеалистам он не считал факт прихода Адольфа Гитлера к власти особенно обнадеживающим в смысле борьбы против Советов. Но предложение Клемпнера убедило его. Это не пустые слова и лозунги, это уже борьба с оружием в руках. Конечно, первую, да, пожалуй, и вторую скрипку будут играть немцы. Их сила, их и воля. Не каждому русскому эмигранту такое придется по вкусу: «Немчура — знаем! Дай ноготок, весь палец откусят». Но где он, ноготок, не говоря уже о пальце? Под большевиками. Так пусть уж достанется немчуре.
Уходя, Клемпнер пригласил его завтра отобедать в ресторане «Ритц». Лаврухин принял приглашение и на следующий день познакомился с Отто Брандтом.
Александр Милиевич вел свои дела предусмотрительно и осторожно. Это стоило денег. Но зато когда в Марселе арестовали контрабандиста, Малютин, который был с ним связан, в тот же день получил телеграмму с условным текстом и немедленно укрылся в пансионате мадам Зингер.
Не меньшую осторожность проявил Александр Милиевич и в деле вербовки. Теперь его главным противником стало ОГПУ, а это ко многому обязывало.
Прежде всего он привлек к работе Юрия.
Приемный сын не обладал характером борца, но этот минус с лихвой перекрывался честолюбивыми устремлениями. Доверие отца в столь щекотливом и нешуточном деле льстило Юрию, окружало романтическим ореолом, давало ощущение тайного могущества. Юрий имел множество знакомых среди русской молодежи. Лаврухин мог направлять его деятельность, знакомить с нужными людьми, никогда не вылезая на первый план. Были у Александра Милиевича и другие источники вербовки. Его подручные связались с эмигрантскими группами в провинции.
В середине декабря вместе со своими телохранителями он уехал в Канн. Собственно, у жены в Канне он провел только сутки, после чего перебрался в Марсель.
Малютин еще жил у Эммы Карловны в ожидании новых документов. Шевелев от его имени закупил товар — несколько килограммов кокаина. Черепанов сумел отправить двоих надежных ребят в Париж, в распоряжение Брандта. Перед отъездом из Марселя Александр Милиевич телеграммой назначил Малютину свидание у себя 3 января в 3 часа дня. Надо было передать ему товар. Обычно такие встречи происходили в одном из русских ресторанов. Но на сей раз Александр Милиевич почему-то решил, что показываться в ресторане Малютину не стоит. И по приезде, найдя в своей квартире Донцова, он, давно не веривший ни в бога ни в черта, подумал, что не иначе как всевышний вразумил его перенести свидание с Малютиным из ресторана домой.
«Он выиграл», — подумал Лаврухин, когда увидел выходившую из кафе девушку. Нельзя было не узнать в ней Лору Шамбиж, которую он раза два видел у Юрия. Стало ясно: она привела Донцова на улицу Меркурий. Дочь погибшего недавно инспектора криминальной полиции, она могла сохранить с полицией связи. Он не сумел сдержать досаду, и первым его побуждением было послать за девушкой Шевелева, но в следующий момент безрассудность такого шага стала для него очевидной.
