— Ладно…
— За сундучком надо спуститься вниз.
— Ты не врешь? — сразу же насторожился Джамал.
— Ну сам подумай, смог бы я в мои годы дважды подняться на эту чертову крутизну? До сей поры отдышаться не могу…
— Ладно…
— Как только спустимся вниз, Ирина пойдет к себе в вагончик, и ты о ней забудешь, ясно? А мы направимся за сундучком.
— Где же он? — Голос Джамала выдавал нетерпение.
— Недалеко от кишлака. Я его перепрятал.
— Ладно… Но имей в виду, Ярослав, ты пойдешь связанным.
Пусть так. Я готов. Идем!
— Постой-ка! — удивился Джамал, будто сделав нежданное открытие. — Ты ничего не просишь для себя?
— Ты ведь не захочешь обидеть старого соратника, когда получишь сундучок? — спросил Гаврилыч, и в его тоне мне почудилась насмешка.
— Имей в виду, если ты захочешь привести нас к какой-нибудь расщелине, где прячешь оружие…
— Джамал, не будь ребенком! Посмотри, я и пальцем не могу пошевелить. Какое оружие! Мой пистолет вы забрали еще внизу.
Главарь надолго задумался, затем бодро воскликнул:
— Ладно! Пошли!
Живописная группа направилась к костру у кошары.
Едва они отошли на значительное расстояние, Боки горячо зашептал:
— Нельзя, чтобы сундук попал в руки Джамала. Мы должны принять бой. Здесь, когда они начнут спуск.
— Ни в коем случае! — решительно возразил я. — В темноте мы попросту перестреляем и пленников, и друг друга.
— Что вы предлагаете?
— Следовать за ними. Я уверен, что Путинцев вовсе не собирается делиться своей тайной с Джамалом. Он что-то задумал.
— Почему вы так решили?
— Чутье подсказывает. Кроме того, свадебный той, кажется, закончился. Музыка уже не играет, и костры погасли. А это значит, что в кишлаке услышат выстрелы. Не успеем мы спуститься, как внизу соберутся все мужчины.
Мои аргументы заставили Боки призадуматься.
— И все-таки сундук не должен достаться Джамалу, — упрямо повторил он.
— Не волнуйтесь, он ему не достанется.
— А если что-то случится с Путинцевым?
— Я уверен, что он успел шепнуть словечко Ирине. От нее мы все и узнаем.
— Я дал слово Дадо-ака, что никто из гостей не пострадает, — сообщил из темноты Абдунасим.
— Но двое непострадавших гостей лучше, чем четыре трупа, — заметил я.
— Ответ, достойный Ходжи Насреддина… — пробормотал славный малый.
— Если они и вправду отпустят Ирину, предлагаю сразу же укрыть ее у Мумина-бобо, — произнес Павел. — Старика уважают в кишлаке, силой туда никто не посмеет войти.
— Дельное предложение, — кивнул я. — Спасибо, Павел. Но кто-то из нас должен сопроводить ее.
— Возьмите это на себя, Дмитрий.
А что? Прекрасный вариант выпутаться из заварушки, не потеряв лица.
Однако же я опасался, что в мое отсутствие Боки примется слишком ревностно выполнять свой служебный долг, последствия чего могут стать самыми печальными.
Конечно, после освобождения Ирины я сумел бы шепнуть ему, что содержимое сундучка у меня, но интуиция подсказывала, что, несмотря на риск, торопиться не стоит. Не хочу грешить на Боки, но не могу и полностью исключить, что, узнав о закопанном мешке, агент моментально охладеет к Путинцеву. Но ведь еще неизвестно, как повернется. Вдруг Гаврилычу не удастся та задумка, благодаря которой он собрал свою волю в кулак? Тогда Джамал снова пошлет за Ириной. Он — хозяин слова. Захотел — дал, захотел — взял обратно. И плевать ему на вековые обычаи. Надо — ворвутся к гадальщику и вобьют его в стенку вместе с бобами.
Дуэль Гаврилыч — Джамал должна чем-то завершишься. И все это время я обязан находиться поблизости от эпицентра событий. А они еще весьма далеки от финала. Быть может, основные события этой ночи еще не начинались.
Вот только рассчитывать на стремительный вертолетный десант лучше не надо. Рассчитывать мы можем только на собственные мозги и толику удачи.
— Нет, Абдунасим, — заявил я. — Прошу вас лично проводить Ирину к старому гадальщику, тем более что я и языка не знаю. А затем возвращайтесь к вагончику. Ваша помощь еще может понадобиться.
— И последнее, — напомнил змеелов. — Когда начнем спуск, чтобы никто не пикнул. Не забывайте про эхо! И не думайте, что спуск легче подъема.
(Вот это, называется, обрадовал!)
— Все, тише! Они приближаются.
Мы затаились в своем укрытии.
Впрочем, после того как луна зашла за тучу, а на холме присыпали костер, вокруг стало так же темно, как и в глубине ущелья. Однако проплывавший мимо нас караван мы все же разглядели. Нукеры шли пешком, держа коней на поводу. Я различил двух всадников. Наверняка это были Гаврилыч и Ирина.
Вдруг одна из лошадей заржала. Мы вжались в землю, но отряд Джамала проследовал мимо без остановки.
Выждав для верности несколько минут, мы двинулись вниз. Так же гуськом, ведущий — Павел — впереди.
Я не сказал бы, что спуск равносилен подъему: дыхалка работала ровно, вот только ноги гудели от перенапряжения, поскольку каждый шаг был своеобразной лотереей — а вдруг ухнешь в пустоту или долбанешься косточкой о камень? Попробуй тогда удержать язык за зубами.
Опять тот же непроницаемый мрак, притом и селение ничем себя не обозначало — ни огоньком, ни звуком. Невидимая опора под ногами, абсолютная чернота вокруг…
Идущие впереди оживленно переговаривались между собой, и я мог по достоинству оценить акустические особенности этой гигантской выемки. Каждое словечко будто звучало над ухом. Вот только я не понимал ни бельмеса — точь-в-точь как тот ловкий паренек, которого Джамал послал на встречу отца с дочерью. Я совсем уж собрался узнать у шагающего за спиной Абдунасима, о чем разговор, когда до меня дошло, что мой вопрос услышат и ниже. Вот это бы я удружил! Пришлось, как говорится, набрать в рот воды. В отличие от моих товарищей, долгий спуск не обогатил меня информацией.
Впрочем, болтовня аборигенов имела и ту пользу, что позволяла контролировать дистанцию.
Наконец отряд Джамала достиг тутовых посадок. Вспыхнули фонарики.
По какой-то причине нукеры не зажигали их во время спуска. Видимо, Джамал не хотел, чтобы кто-нибудь в кишлаке заметил поздних путников.
Мы оказались в довольно щекотливой ситуации. Если бы внизу догадались направить луч фонарика в нашу сторону, боюсь, мы не остались бы незамеченными. К счастью, мысль о преследователях не возникла ни в одной голове.
Световые пятнышки не удалялись. Видимо, там проходило совещание. Но теперь эхо пропало, и речи стали неразборчивыми не только для меня, но и для моих спутников.
