Подстрекаемая скептицизмом Томаса, вмешалась Вера:
— С каких это пор перерождение включает эпилептические припадки, убийство и каннибализм? Это считается нормальным явлением?
— Я лишь могу сказать, что рождение не всегда проходит гладко, — ответил Pay. — Почему же с перерождением должно быть иначе? А по поводу разрушения… — он указал на картину разгрома на мониторе, — оно может быть связано с ограничением возможностей человеческой памяти. Разумеется, так и есть, как сказала доктор Кениг: память — набор электрических цепей. Но одновременно это и лабиринт. Бездна. Кто знает, что там творится.
— А почему ты спросил про лабораторных животных?
— Хотел проверить и другие возможности, — объяснил Pay. — Обычно переселение происходит из умирающего старика в дитя или животное. Но в нашем случае у хейдла была только эта молодая женщина. Его сознанию досталось, так сказать, занятое помещение. И теперь оно пытается выселить сознание Ямомото, чтобы хозяйничать самому.
— Почему именно теперь? — спросила Мэри-Кей. — С чего вдруг так неожиданно?
— Можно только догадываться, — ответил Pay. — Вы сказали, что лезвие приближалось к гиппокампу. Вероятно, память хейдла пыталась защититься от разрушения путем захвата чужой территории.
— И она захватила Ямомото? Странное объяснение!
— У вас на Западе, — сказал Pay, — считают реинкарнацию неким социальным жестом вроде поцелуя или рукопожатия. Но перерождение — это захват. Оккупация или, если хотите, колонизация. Подобно тому, как одна страна отнимает у другой территорию, внедряет туда своих людей, язык, управление. Ацтеки очень быстро заговорили по-испански, а могавки — по-английски. И начали забывать, кем они были раньше…
— Ты подменяешь суть метафорой, — перебил его Томас. — Боюсь, так мы не приблизимся к цели.
— Подумайте сами, — взволнованно продолжал Pay. — Передача памяти. Длинная — на века — непрерывная цепь перерождений сознания. Этим можно объяснить его бессмертие. С точки зрения человеческой исторической перспективы он может показаться вечным.
— О ком вы говорите? — спросила Мэри-Кей.
— Мы ищем кое-кого, — сказал Томас. — Ничего важного.
— Извините за любопытство, — ответила доктор.
После того как она столько им рассказала, ее это явно задело.
— У нас просто такая игра, — поспешно объяснила Вера. — Глупости.
Видеомонитор на стене не передавал звук, иначе они бы обратили внимание на то, что в лаборатории поднялась какая-то суета. У Мэри-Кей запикал пейджер; взглянув на него, она вдруг отбросила с глаз волосы и уставилась на экран.
— Ямми… — простонала она.
По лаборатории носились люди. Кто-то на мониторе беззвучно кричал.
— Что такое? — спросила Вера.
— Голубой код![23] — И Мэри-Кей выскочила за дверь. Через полминуты она появилась на мониторе.
— Что происходит? — спросил Pay.
Вера развернула свое кресло к монитору.
— Бедняжка умирает. У нее остановка сердца. Вызвали реанимацию.
Томас встал и внимательно смотрел на экран. Pay присоединился к нему.
— А теперь? — спросил он.
— Теперь попробуют запустить сердце, — сказала Вера.
— Она что — умерла?
— Смерть бывает клиническая, а бывает биологическая. Быть может, еще не поздно.
Под руководством Мэри-Кей несколько человек отодвигали столы и поломанную аппаратуру, чтобы очистить дорогу для громоздкой реанимационной установки. Мэри-Кей подняла электроды. Сзади какая-то женщина держала в руках провод, растерянно озираясь в поисках розетки.
— Нельзя этого делать! — закричал Pay.
— Должны же они попытаться, — сказала Вера.
— Неужели никто меня не понял?!
— Куда ты, Pay? — рявкнул Томас.
Но того уже не было.
— Вон он. — Вера указала на экран.
— Что он вообще себе думает?!
Pay, все еще в ковбойской шляпе, оттеснил здоровенного полицейского и легко перепрыгнул через опрокинутый стул. Томас и Вера смотрели, как люди попятились от анатомического стола, открывая камеру Ямомото. Хрупкая молодая женщина лежала неподвижно, связанная и прикрученная к столу; к аппаратам от нее шли провода. Когда Pay приблизился, Мэри-Кей стояла сбоку, держа наготове электроды. Он начал ей что-то доказывать.
— Господи, Pay, — совсем расстроилась Вера. — Томас, нужно его оттуда забрать, это же реанимация.
Мэри-Кей что-то сказала медсестре, и та попыталась увести Pay за руку. Он ее оттолкнул. Какой-то лаборант обхватил Pay за пояс, но тот упрямо вцепился в край металлического стола. Мэри-Кей нагнулась, чтобы приложить электроды. Последнее, что увидела Вера, было выгнувшееся дугой тело Ямомото.
Они спешили. Томас катил ее кресло в лабораторию, толкая и задевая на ходу сотрудников и полицейских. Они наткнулись на каталку, загруженную оборудованием, — это отняло целую минуту. Когда добрались до лаборатории, все уже кончилось. Люди расходились. У дверей стояла женщина, прижимая к лицу ладони.
Внутри Томас и Вера увидели мужчину, с рыданиями уронившего голову на стол.
Наверное, муж, догадалась Вера. Мэри-Кей, стоя с безучастным взглядом, так и не выпускала из рук электроды. С ней заговорил ассистент, но она не ответила. Тогда парень взял у нее электроды. Кто-то еще похлопал ее по спине, но она не двинулась.
— Господи, неужели Pay оказался прав? — прошептала Вера.
Они двигались по разгромленной лаборатории, а тело Ямомото тем временем накрыли и переложили на носилки. Санитарам пришлось подождать, пока схлынет толпа. Следом за носилками вышел муж Ямомото.
— Доктор Кениг! — позвал Томас.
На блестящем столе валялись перепутанные провода. Мэри-Кей вздрогнула и подняла глаза.
— Что, святой отец? — произнесла она в оцепенении.
Вера и Томас озабоченно переглянулись.
— Мэри-Кей, — сказала Вера, — как ты себя чувствуешь?
— Отец Томас, Вера… Ямми тоже умерла. Что же мы сделали не так?
Вера вздохнула.
— Ты меня напугала. Иди сюда, девочка. Иди ко мне.
Мэри-Кей опустилась на колени рядом с креслом и уткнулась лицом Вере в плечо.
— Pay! — позвал Томас, оглянувшись. — Куда он делся?
Вдруг Pay выскочил из своего убежища — он прятался за грудой бумаг и проводов. Индус двигался так быстро, что его не сразу узнали. Подскочив к креслу Веры, Pay сделал широкий взмах рукой — Мэри-Кей вскрикнула и, упав на спину, согнулась от боли. Ее халат разошелся от плеча до плеча — длинная рана быстро налилась кровью. Pay держал скальпель.
Теперь все увидели лаборанта, который пытался оттащить Pay от анатомического стола. Он сидел, согнувшись, а у него на коленях лежали его внутренности.
