В тот же день погрустневший Барсак перебрался со всем своим имуществом на катер. Не знаю, чем он огорчался: просто оттого, что расстается с приятной компанией и удобной каютой, или все-таки у него было нечисто на душе и он опасался допросов полицейского инспектора?
А на следующее утро быстро, всего за каких-то три часа, и без особых происшествий матросы под руководством Волошина и его «Эдисонов» подняли с помощью надувных понтонов затонувшую подводную лодку и отбуксировали ее прямо к песчаному пляжику.
Правда, был один напряженный момент, когда возле всплывавшей лодки вдруг появилась целая стая крупных белоперых акул.
Но Сергей Сергеевич предусмотрительно расставил вокруг места работ таинственную аппаратуру и, когда появились акулы, приказал всем аквалангистам выйти пока из воды, включил свои приборы — неприятеля словно ветром сдуло! Ни одна акула больше не появлялась до самого ухода «Богатыря».
Полицейский инспектор попросил Сергея Сергеевича принять участие и в осмотре лодки — в качестве технического эксперта. Посоветовавшись с Логиновым и капитаном, Волошин согласился.
Вернулся он на борт усталый, непривычно серьезный и даже мрачноватый и в ответ на все наши расспросы только коротко сказал:
— Ну, рассказывать в деталях, как извлекали из нее то немногое, что осталось от бедняги Гаррисона, я не стану. Галера оказалась весьма примитивная, вся сшита на живую нитку из самых разнокалиберных деталей и неудобная: лежал он там скорчившись, даже повернуться не мог — в самом деле точно в гробу.
Механик спросил:
— А что с ним случилось все-таки?
— Пустяк. Явно несчастный случай, Барсак здесь ни при чем. Заело краник воздухопровода. Гаррисон, видно, не сразу заметил. А когда попытался провернуть кран, то проржавевшая труба лопнула, в лодку хлынула вода, ну и... — не договорив, Волошин махнул рукой и, сутулясь, ушел в каюту.
Вечером к нам снова приехали гости: капитан, инспектор и Барсак, чтобы подписать официальные документы, поблагодарить за помощь и попрощаться.
Барсак был так опечален и так искренно, с новой силой, переживал гибель товарища, что мне стало стыдно за свои подозрения. Лодка погибла действительно от аварии, никакой уголовщины тут не было. Наверное, и о самоубийстве Пьера Валлона Барсак говорил правду. Судя по его рассказам, тот был большим неврастеником и вполне мог пустить сгоряча себе пулю в лоб.
А сам Барсак? Пожалуй, я именно потому и относился к нему с подозрением, что впервые в жизни встретил подобного, почти профессионального искателя приключений и сенсаций, гоняющегося за ними по всему свету. Конечно, он был авантюристом, но по-своему честным и бескорыстным. Фигура колоритная и для нас совершенно непривычная.
— Ну, слава богу! Угостим их прощальным ужином, и можно наконец уходить, — удовлетворенно проговорил капитан, подписывая вслед за Сергеем Сергеевичем документы.
Когда мы очень мило поужинали и гости уже начали растроганно прощаться, Волошин вдруг встал и торжественно объявил, что должен сделать официальное заявление.
Все притихли, не сводя с него глаз.
— В чем дело, Сергей Сергеевич? — нахмурился Логинов.
— Дело в том, что я нашел клад, по всей видимости припрятанный на острове Абсит известным пиратом Александром Скоттом, известным под кличкой Бич Божий, и его женой Мэри, — как ни в чем не бывало произнес Волошин.
— Ну что вы, право, Сергей Сергеевич! — рассердился капитан. — Какой клад. Надо все-таки знать место и время для шуток...
— Я вовсе не шучу, Аркадий Платонович,— пожал плечами Волошин. — Я действительно нашел клад. Считаю необходимым официально уведомить об этом представителей властей и прошу их взять ценности под свою охрану.
— Где вы нашли клад?!
— Там,— преспокойно ответил Волошин, кивая куда-то в сторону острова, затаившегося в ночной темноте. — Я его не трогал, оставил в таком виде, в каком он простоял века...
— Простоял? — недоуменно переспросил кто-то.
— Да. Потому что это крест. Огромный крест из чистого серебра, который все вы хорошо видели даже отсюда, с борта «Богатыря».
Каким все это ни казалось невероятным, по тону Сергея Сергеевича было видно, что он в самом деле вовсе не шутит!
Посовещавшись между собой, капитан катера и полицейский инспектор, неуверенно поглядывая на Волошина, предложили:
— Может быть, сеньор профессор будет так любезен подтвердить свое заявление фактами?.. Может быть, он даже согласится, несмотря на позднее время, отправиться для обследования креста? Конечно, сейчас темно, идет дождь. Но если крест действительно сделан из серебра, то мы обязаны немедленно принять меры.
— Пожалуйста, — охотно согласился Волошин, когда штурман перевел эту просьбу. — Только надо взять побольше фонарей, а то там, в скалах, сам черт ногу сломит. Дождь тут всегда идет, он и утром будет. Зачем откладывать?
Необычную экспедицию снарядили быстро. Я настоял, что в ней непременно должен участвовать представитель прессы. Никто из ученых, кроме Волошина, на берег не поехал. Но, поколебавшись, не выдержал и присоединился к нам капитан.
В двух шлюпках мы переправились на берег и высадились на уже знакомый песчаный пляж. А оттуда гуськом двинулись по тропе на кладбище, к загадочному кресту. У каждого в руках мигал фонарик.
Странное это было шествие в ночи, под шелестящим дождем, среди мокрых скал. И заброшенное кладбище в зыбком свете наших фонариков предстало перед нами в какой-то мрачной, колдовской призрачности. От скачущих лучей света кресты на могилах неудачливых кладоискателей, казалось, вдруг ожили и начали метаться, словно пустились в дикий, исступленный танец...
Но тот громадный крест, ради которого мы сюда пришли, стоял крепко, твердо, неколебимо. Замшелый, обросший за века лишаями и густо обвитый лианами, он был величав и мрачен.
Крест из серебра? Чепуха какая!
Сергей Сергеевич подошел к кресту, неторопливо, словно опытный хирург перед операцией, приготовил инструменты — сходство усугублялось тем, что он при этом натянул резиновые перчатки, — а потом, с разрешения капитана перуанского катера, как старшего официального лица, начал осторожно очищать наросший мох.
Все мы завороженно следили за движением его рук.
Вот мох очищен... Под ним открылась темная поверхность. Конечно, это камень, никакое не серебро.
Но Волошин продолжал расчистку... И вдруг в свете наших фонариков под его руками что-то сверкнуло! Еще раз. Вот сверкнуло снова...
— Надо взять кусочек для анализа, Казимир Павлович его быстро проделает. Но это, несомненно, серебро, — сказал Волошин, опуская руки и отодвигаясь в сторонку, чтобы дать нам рассмотреть получше. — И серебро высокой пробы!
