— Я не подчиняюсь приказам приматов. — Голос мальчика прозвучал отсутствующе, словно его обладателю беседа уже наскучила и он не прочь отделаться от всех разом. — Ах да, я не подчиняюсь приказам вообще.
Эни свернулась клубочком сбоку от каменных ступенек. Несмотря на ужас ситуации, она смогла отвлечься, обуреваемая внезапно нахлынувшими чувствами. Ее буквально зачаровал этот голос. Он был низкий с хрипотцой, странно обволакивал, но не источал теплоту. Воздух словно наполнялся неистощимой загадочностью, заставляя кожу покрываться мурашками, как будто все тело медленно заворачивали в мягчайший прохладный шелк, скользящий гладью по глади. Дивный голос, едко озвучивающий гадости.
Девушка любознательно вытягивала шею, пытаясь хоть что-то разглядеть, но коварный козырек крыши скрывал обладателя чарующего голоса. Ох, как же ей не терпелось увидеть все своими глазами! Она готова была дать руку, ногу, голову да хоть что на отсечение, что юный нарушитель ей безумно понравится. Она молила про себя, ну, чуть-чуть выгляни, ну, хоть одним глазком дай на тебя посмотреть!
— А ну-ка быстро пшел на землю, поганец! — взревел Белесый. Эни вздрогнула от неожиданности и удивленно глянула на парня. Тот методично покрывался нежными розовыми пятнами. Тут и к гадалке не ходи — парень в бешенстве. По ходу, до него только сейчас дошло, что его оскорбили.
— Мухой сюда! — присоединился к воплям Белесого Курчавый. На его долю оскорбительных котлеток еще не досталось, поэтому он был настроен вполне миролюбиво. По крайней мере, миролюбиво для сложившейся ситуации.
— Вы, пупсики, конечно, вполне подпадаете под критерии любимого лакомства мух, но печаль, мужики, я не муха. Оставлю столь лакомые кусочки тем, кто оценит по достоинству.
Эни замерла, не зная, то ли хихикать, то ли ужасаться. Мальчишка на крыше откровенно нарывался.
— Это че, наезд щас был? — Белесый полуобернулся к Громиле. На лице его застыло недоуменное выражение. Громила интеллектом также не блеснул и с озадаченным видом повернулся к притихшим напарникам. Прямо игра в глухие телефоны.
— Ага, — Эни все-таки пожалела растерявшихся парней и услужливо подсказала. Без всякой задней мысли подсказала: — Он назвал вас «дерьмом».
На секунду повисла тишина. Даже туман на миг перестал клубиться. А потом дамбу прорвало. Воздух наполнился разъяренными воплями и вдохновенной бранью. Громила и Белесый со свирепым неистовством начали молотить кулаками по колоннам, пока остальные стояли поодаль и разгневанно сжимали кулаки. Конструкция была слишком тяжелой, чтобы ее свалить или разрушить, но мелкую трясучку разгоряченные бандиты устроить сумели.
Эни испуганно вжалась в стену, спиной ощущая вибрацию. Каждый удар кулака по колонне гулко отдавался в ее позвоночнике. Следовало бы отлепиться от стены и пуститься, наконец, наутек, но девушкой вновь завладела паника. Слишком уж сильно на нее подействовал вид побагровевших от злости лиц, лихорадочно выпученных глаз и методично краснеющей кожи на кулаках, с животным упрямством обрушивающихся на крошащуюся сероватую поверхность колонны.
— Я вибромассаж не заказывал, но трясучка дико бодрит, мужики, — донеслось сверху и на этот раз чуть ближе, чем было до того. Наверное, мальчик подошел к самому краю. Эни судорожно вздохнула. Значит, бандиты уже могут разглядеть, кто там, на крыше.
Стены вновь содрогнулись, и Эни вместе с ними. Она, наконец, решилась вылезти из зазора, в котором сидела. Главным образом ее подталкивала вперед мысль о том, что, выбравшись, она сможет увидеть того мальчика. Такая мотивация, конечно, не способствовала решению ее проблемы, но такова уж была Эни — девушка, обожающая отвлекаться по самым разнообразным причинам. И теперь ее самая интереснейшая причина на сегодняшний день восседала на крыше конструкции посреди парка и отпускала ехидные замечания в адрес лопающихся от злости и бессилия парней.
Она приподнялась, выглядывая из-за ступенек, и тут же чуть вновь не упала на знакомую кучу листьев. Что-то мелькнуло в воздухе и рухнуло прямиком на Громилу. Тот ухнул и завалился наземь. Когда Эни оценила происходящее, ее челюсть непроизвольно поползла вниз. На мощной груди Громилы на коленях стояла маленькая хрупкая фигурка, казавшаяся котенком на фоне здоровенного развалившегося льва.
«Поверить не могу! Этот сумасшедший пацан прыгнул с крыши! — Мысли Эни лихорадочно метались в голове. — Но как? Он что, воспользовался им как батутом? Боже мой, это же практически высота третьего этажа!»
Белесый уставился на мальчишку, словно на Лох-Несское чудовище, пославшее ему воздушный поцелуй. Громила же лежал на спине и глядел на восседавшего на нем мальчишку, бешено вращая глазами. Со своего места Эни видела, как мальчик наклоняется к нему.
— Ой, не смотри в упор — я смущаюсь, — хихикнул пацан, нагло тюкнув Громилу пальцем в лоб. Бандит что-то возмущенно промычал, но уже через секунду его глаза закатились и он вырубился. По-видимому, при падении он успел знатно удариться. Мальчик фыркнул, похоже, расценив это как слабость.
Эни подалась вперед, с жадностью вглядываясь в незнакомца. А посмотреть было на что. Мальчишка, отпихнув ногой Громилу, встал во весь рост. Точно определить Эни не смогла, но решила, что тот невысокий, может, даже пониже ее самой. На мальчишке была ослепительно белая ветровка, своей яркостью слишком выбивающаяся из общей атмосферы мрачности парка. Рукава, начиная чуть выше локтевого сгиба и заканчивая запястьями, были обмотаны черными лентами, концы которых, обозначив скрепленный узел на пульсе, свободными двойными волнами спадали вдоль тела. Черные свободные брюки из имитирующей джинсы ткани доходили почти до самой земли, и лишь при движении края натягивались и выглядывали снежно белые кеды. От того, как болталась вокруг тела мальчишки ветровка и как аналогично это происходило с брюками на ногах, Эни заключила, что он ужасно худенький, даже хрупенький. Она почти представляла себе тонкие запястья под идеально белыми рукавами и выступающие ребра, стянутые бледной кожей.
На мальчишке был капюшон, и, когда он обернулся к Эни, та заметила, что на голове у него еще и шапочка. Такая залихватская шапка-гаврош, обрамленная белой тканью капюшона. Шапка покрывала всю голову, и определить цвет волос было затруднительно. Козырек шапки бросал тень на лицо, но, что удивительно, глаза при этом не скрывались во тьме. Наоборот, они словно обладали невидимой подсветкой, заставлявшей их светиться изнутри. И о, Боже, какие это были глаза! Светящаяся зелень левого глаза и небесная голубизна, охваченная солнцем, правого глаза притягивали, как магнит, и создавали в голове образ разноглазой ванской кошки. Эни замерла, забыв обо всем на свете, борясь с какой-то отчаянной первобытной мыслью в мозгу глядеть и глядеть в эти глаза вечно.
