Первое, второе или третье, но, во всяком случае, — это люди. И мы так близки к ним, и у них мы, измученные, погибающие от холода и голода, найдем помощь, они дадут нам приют, они спасут нас…
И на бегу я твердил то же заветное слово, криком вырвавшееся из груди Энни:
— Огонь, огонь, огонь!..
И чувствовал, как на сердце становится тепло и как в груди накипают радостные слезы.
Но еще миг, я стою рядом с Энни и Максом на самой вершине холма, я гляжу во все глаза вперед, и я не верю себе, и я невольно протираю глаза, словно инстинктивно стараясь отогнать чары причудливого, фантастического сна, навеявшего на мою душу пестрые грезы.
Но нет!..
Виденье не исчезает, как дым. Оно не меняет своих очертаний, оно не уходит, оно даже не тускнеет…
Центральным пунктом, приковывавшим к себе наши взоры, был, разумеется, огонь.
Впрочем, вернее сказать, это был не огонь, это было целое огненное пятно, изливавшее массу лучей на окрестность. Мы ясно видели: там, в каких-нибудь полутора или двух километрах от нас, на гордой вершине поднимавшейся уступами скалы, над обрывом, высилось какое-то величественное здание, словно слепленное из множества отдельных сооружений. Здесь и там ярко светились разноцветными огнями многочисленные узкие, но высокие окна, словно ножом прорезанные в темных стенах щели. Но их свет казался бледным и слабым и жалким по сравнению со светом, венчавшим всю группу: там возвышался огромный купол яйцеобразной формы, и весь этот купол светился, словно наполненный огнем.
Но и этого было мало: глядя, словно зачарованные, на группу освещенных зданий на вершине холма, на огнистый гигантский купол, мы в то же время мельком, мимоходом, но все же видели, что положительно все пространство между нами и холмом — расположенная амфитеатром, открытая, должно быть, на юг долинка — это было целое море, целый хаос зданий.
Правда, ни в одном из них не блестели огни. Но света огней с холма было достаточно, чтобы перед нами обрисовались причудливые очертания каких-то зданий: стены, башни, купола, ряды колонн, опять стены, местами груды камней, полузанесенных снегом. И все это капризной рукой феи холода убрано зубчатыми фестонами льда, прикрыто фатой снегов; все это так странно, так причудливо…
И опять я невольно протер глаза, но видение не исчезало.
— Что это? Что это? — бормотал я.
— Город «людей света»! — прозвучали в ответ мне слова, произнесенные, как вздох, дрожащими устами Энни.
— Что? — переспроси л я.
— Но я видела, я видела это! — словно со стоном вырвалось из груди девушки.
— Люди света! Люди света! — твердила она, простирая руки вперед, к сиявшему куполу.
— Жены с золотистыми, как лучи солнца, длинными волосами, голубыми, как весеннее небо, очами… Мужи в белых длинных одеждах со «знаком огня» на челе… кроваво-красным знаком огня… Залы с пышными колоннами из белого камня… Громадные фигуры… Свет, много, много света. Я видела, я видела все это! Я была там. И меня ласкала женщина с голубыми глазами, и на мое лицо падали горячие слезы из прекрасных очей, и я слышала звуки песен, звон струн…
В этот миг огнистый купол вдруг исчез. Признаюсь, что в моем мозгу мелькнула мысль:
«Начинается! Всколыхнулся туман, рисовавший мираж, и будет исчезать одна деталь волшебной грезы вечной ночи, одна за другой…»
Но и через минуту, и через четверть часа, и через час по-прежнему светились другие, мелкие огни, по-прежнему, хотя несколько смутнее, рисовались очертания группы зданий на холме и стен, башен, холмов, колонн у наших ног, в долине.
А мы все еще не трогались с места.
Нет, это не была усталость, изнеможение!
Правда, голод давно уже выпил кровь из наших жил и отнял наши силы. Но теперь, когда мы увидели свет, символ жизни, символ спасения, каждый из нас чувствовал, как силы возвращались в усталый, измученный организм, как бурно бежала по жилам разогретая надеждой кровь и как вновь забилось сердце.
И, тем не менее, мы сидели в сугробах на краю обрыва и глядели вперед, не смея пошевельнуться, словно боясь, что при первом движении волшебная картина рассеется в воздухе.
По временам одна группа огней потухала, но вспыхивали отдельные огоньки в других местах. Однажды на несколько мгновений на темном фоне вдруг вырисовался опять светящийся контур гигантского купола, но через мгновение опять погрузился в мрак.
— Там люди! — прервал наше молчание голос Падди.
— Я пойду к ним.
— Не торопитесь! — оборвал его я. — Мы все пойдем к ним.
— Да, все пойдем! — отозвался Макс Грубер.
— Я только что видел скелет Тима Фиц-Руперта. Его череп скалил зубы и смеялся надо мной, и грозил мне рукой, и звал к себе; но я пойду к людям: я не хочу умирать! — говорил, поднимаясь, Падди.
Молча поднялись и мы, молча пошли, куда шел он, гонимый призраком смерти, брели, то проваливаясь почти по пояс в сугробы снега, то скользя по оледенелому покрову, падая, поднимаясь. Вот мы спустились с холма к его подножию; вот мы бредем по долине, среди колоссальных стен, башен, колонн.
Мимо, мимо…
Одного беглого взгляда довольно для нас, чтобы убедиться: если это — город, то город мертвых, мертвый город, ибо только издали стены, башни, колонны могли казаться стоящими более или менее в порядке. По мере же приближения к ним мы убеждались, что это — только развалины. Гигантские, колоссальные, но только развалины.
Стены во многих местах рухнули и лежали грудой безобразных обломков, загораживавших проход. В зданиях зияли черными и безобразными дырами пустые окна, двери. Колонны частью рухнули, частью стояли среди обломков тех зданий, может быть, тех храмов, которые они были предназначены украшать.
Глядя на эти развалины, полуослепший Макс Грубер шептал:
— Форум! Форум Рима!
Я знаю, что такое Рим: это город, где живет святой отец папа. Это самый, понятно, большой город в мире, и там столько же церквей, сколько домов, а, может быть, и больше. Я слышал, есть такие церкви, в которых может поместиться сразу триста человек. Но это, должно быть, сказка: какой же человек в здравом уме и полной памяти может поверить, чтобы, в самом деле, можно было построить такое огромное здание, в котором помещалось бы сразу больше сотни человек? Явно, вздор!
Но когда я глядел на развалины, мимо которых мы проходили по улицам и площадям «города мертвых», я невольно начинал верить в то, что, может быть, и в самом деле… Словом, джентльмены, я в своей жизни ни единого раза не видел блокгаузов и вигвамов таких огромных размеров, как в этом проклятом «городе мертвых», хотя, могу похвастать, побродил-таки па своем веку не мало…
