Лоуренс, однако, не собирался отступаться. Он был уверен, что доверие Кимана и Ив купили ему не только Дойчмана, но и Пиаски тоже. Доверие – по сути невидимые деньги.
Вскоре лицо Пиаски расплылось в улыбке.
– Ладно, неважно, зачем это тебе. Я частенько сопровождаю людей, которые желают своими глазами посмотреть на наше с монастырем сражение… ну и кое-какой доход получить, конечно же. Я не буду тебя больше расспрашивать. И потом, часто достаточно просто собрать вместе несколько человек, чтобы вокруг них собралось гораздо больше.
Торговать не получается, если рядом нет тех, кто может стать продавцом или покупателем. Потому легко понять, что все предпочитают вести дела там, где собирается много торговцев. Конечно, если охотишься за большой прибылью, очень важно не болтать языком и не распространяться о том, какого рода торговлей собираешься заниматься. Пиаски, естественно, это понимал.
– Флаг луны и щита будет развеваться на ветру всегда, так что мелочи нас не заботят.
Разумеется, Лоуренс знал следующую фразу, которая никогда не произносилась, но всегда подразумевалась: «Однако каждый, кто захочет вмешаться в наши дела, не отделается легко».
– Благодарю. Конечно, я приготовлю подарок в знак признательности.
Пиаски искренне улыбнулся; да, это был настоящий торговец. Они с Лоуренсом вновь обменялись рукопожатием, как бы заключив символический договор.
– Итак. Я по натуре немного нетерпелив, так что давай обсудим наше отправление прямо сейчас. В монастырь собираются все, кто здесь есть?
– Да. Из-за этого нам будет труднее использовать «покупку шерсти» в качестве повода?
Коул-то ладно, а вот Хоро явно не походила на человека, имеющего отношение к торговле.
– Вовсе нет, вовсе нет. Ничего необычного нет в том, что человек, ищущий душевного спокойствия, берет с собой в торговую поездку слугу Церкви. Кроме того, сейчас обстановка в торговом отделении монастыря Брондела довольно-таки беспокойная, так что новоприбывшие не привлекают особого внимания. Если вы пройдете сквозь главные ворота, дальше все будет хорошо.
– Это приятно слышать.
Лоуренс постарался, чтобы в его голосе звучало облегчение. Он не старался кого-либо обмануть – просто Пиаски казался слишком уж свойским парнем, и Лоуренс должен был напомнить себе, что бдительность терять никак нельзя.
– Так насчет времени отправления…
– Мы готовы отправиться в любой момент.
– Понятно. Честно говоря, я также играю роль посредника между монастырем и торговыми домами на материке, так что я должен расстаться с вами как можно быстрее и заняться своими делами.
Застенчивые слова Пиаски были, похоже, намеренной имитацией уклончивого стиля речи жителей Уинфилда. Лоуренс глянул на Хоро и Коула. Оба кивнули, давая понять, что не против отправиться немедленно.
– Просьба изначально была наша, так что, даже если придется выйти прямо сейчас, мы не будем против.
– Отлично. В таком случае предлагаю отправиться после полуденного колокола.
– Мы пойдем пешком?
– Нет, на лошадях. Здесь снег еще не успел скопиться, но на монастырских землях его уже навалило изрядно. Лошадьми я займусь сам, но еду, пожалуйста, приготовьте свою. О! И еще… – он улыбнулся и загадочным тоном продолжил: – Менять деньги на местные нет нужды.
Первое, что обычно делают бродячие торговцы, когда приезжают в новую страну, – меняют деньги. Так что лишь бродячий торговец мог оценить шутку Пиаски. Лоуренс даже не пытался сдержать смех.
Они ехали на лошади: Коул впереди, Лоуренс сзади. Но им не было тесно, несмотря даже на то, что посередке уместилась еще и Хоро. Под ними был длинношерстный ломовик, какие тянут сани по бескрайней (описания не врали) заснеженной равнине Уинфилда.
– Проклятье… ничего себе тварь.
Такие слова сорвались с языка Хоро, когда путешественники встретились с Пиаски и она увидела лошадь, которую он для них приготовил. Эти слова впечатлили Лоуренса.
Конечно, в своем истинном обличье она была куда крупнее, чем эта зверюга. Ее недовольная реакция при виде громадного коня, по-видимому, была вызвана осознанием собственного невежества: мир был настолько шире того, что она знала. На материке такие крупные лошади практически не встречались.
– Все готовы? – спросил Пиаски, взгромоздясь на лошадь ростом поменьше и взяв поводья. Лоуренс ответил утвердительным жестом, хотя поводья брать в руки не стал: их лошадью было кому править.
Было бы страшным расточительством, если бы эта здоровенная туша всего-навсего несла на себе людей. Даже чахлый мул, едва способный нести ребенка, не падая при этом без сил, может, если его запрячь, везти четырех взрослых людей.
Оглянувшись, Лоуренс увидел позади себя повозку с немыслимой горой товаров. В основном там были еда и спиртное для торгового отделения монастыря. Лоуренс слышал, что, когда снег полностью заносит дороги, такие повозки заменяют на сани. Работа Пиаски и состояла в том, чтобы ездить между монастырем и торговыми домами с материка, передавая сведения и возя подобные товары.
– Что ж, помолимся тогда за безопасное путешествие.
Вполне подходящий ритуал перед тем, как отправиться в монастырь. Помолившись, вся компания тронулась в путь, и одновременно церковный колокол пробил полдень.
Погода была далека от совершенства – слишком холодно. Хотя их еще не «накрыло одеялом», напАдавший на дорогу снег смешался с землей и превратился в грязищу, в которой пешие путники утопали бы по щиколотку. Но когда город остался позади, оказалось, что простирающиеся до горизонта поля почти полностью укутаны снегом.
Открывшаяся перед путниками картина воистину подходила королевству, называемому еще «страной бескрайних лугов»; куда ни посмотри, мир был белоснежен. И лишь до самого горизонта тянулась грязная лента, по которой они ехали.
Все были закутаны в несколько слоев одежды и походили на большие колобки. А сверху Лоуренс и его спутники надели еще меховые плащи и перчатки, одолженные на постоялом дворе.
Несмотря на все это, пронизывающий ледяной ветер в конце концов добрался-таки до них. Сама того не заметив, Хоро крепче прижала к себе Коула, а Лоуренс – Хоро.
Путешествие проходило в молчании. Все, что слышали путники, – звук опускающихся на капюшоны снежных хлопьев да собственное дыхание, нарочно замедленное, чтобы дать морозному воздуху согреться, прежде чем он попадет в легкие. И даже эти звуки посреди мертвой тишины слышались совершено отчетливо. Теперь ясно было, почему северяне мало говорят, а когда говорят – почти не раскрывают рта.
