– Просто невероятно – даже из грязной воды можно сделать нечто столь вкусное! Но ведь такое возможно, только когда у тебя много попутчиков? Если ты делаешь такой суп всякий раз, как путешествуешь один, у тебя должно уходить много денег.
– Совершенно верно. Я часто путешествую с торговыми караванами, так что даже в мои годы у меня уже богатый опыт.
И с точки зрения безопасности, и с точки зрения самой торговли путешествовать караваном лучше, чем в одиночку. У Пиаски, однако, была хватка человека, много странствующего в одиночку.
При взгляде на него в голове Лоуренса всякий раз возникал образ гордого торговца-одиночки, лезущего вверх по крутой скале. Кстати, сам Пиаски прекрасно сознавал, что производит такое впечатление; по его словам, другие нередко описывали его подобным образом.
– Но это все в прошлом. Даже если мы, торговцы, объединяемся, мы остаемся лишь компанией… но не семьей.
– В тяжелые времена доход измеряется просто: выжил ты или нет.
Пиаски в ответ пожал плечами и, криво улыбнувшись, ответил:
– Ты прав.
Прежде чем Лоуренс начал путешествовать в одиночку на козлах своей повозки, ему доводилось объединяться в пути с другими торговцами. Когда дела шли хорошо, он путешествовал с одними и теми же людьми долгое время. Сейчас он не мог вспомнить, когда именно перестал ездить вместе с другими. Возможно, он устал от такого отношения – объединяться лишь благодаря общей жажде наживы, – но, скорее всего, на самом деле он перестал это делать по той же причине, что и Пиаски.
Когда на такую группу нападает стая волков, каждый спасается бегством в одиночку, молясь всем богам, чтобы волки положили глаз на кого-то другого. А когда волки наконец выбирают себе жертву, тому, кто вытянул короткую соломинку, остается лишь душераздирающе вопить «спасите!».
– И не то чтобы я не знал, что группа бродячих торговцев не в силах соперничать с городскими. В конце концов я решил сам устроиться в подчинение к городскому торговцу. В обмен на часть свободы я всегда могу отправиться в те или иные города, зная, что там меня встретят товарищи, и встретят улыбкой. Это редкая награда.
Хоро принялась за спиртное – но вряд ли потому, что уже наелась. Должно быть, слова Пиаски пробудили в ней воспоминания. Любой, кто жил путешествиями, даже Коул, прекрасно понял бы, о чем именно говорил Пиаски.
– А уж если эти товарищи принадлежат к Альянсу Рувика, твоя награда еще больше.
– Конечно же; и амбиции торговца при этом тоже растут.
– Понятно. И тем не менее, несмотря на то, что ты живешь сейчас совсем другой жизнью, твои способности по части готовки не притупились… О, мои извинения. Мне просто трудно связать в голове твои умения путешествовать в одиночку и готовить.
– Ха-ха! Ты не первый, кто так говорит. Правда же в том, что я во время путешествий по-прежнему готовлю еду для многих людей, вот как сейчас.
Лоуренс слышал, что в монастырь Брондела приходит множество людей, чтобы просто посмотреть. Но, судя по тону Пиаски, его дополнительный заработок как проводника этих людей был не особенно велик. Однако когда он представлялся, он упомянул, что его работа – передавать сведения и сопровождать товары для Альянса Рувика. Значит, ответов на вопрос, чем же конкретно он занимается, не могло быть много.
– Хе-хе-хе… Каждый опытный торговец спрашивает меня об этом, господин Лоуренс, а я им даю один и тот же ответ, – драматическим тоном произнес Пиаски и с веселой улыбкой обвел взглядом Хоро и Коула.
– Наш путь лишь начинается. У меня достаточно времени, чтобы подумать.
Торговец без любопытства – все равно что церковник без веры, так что слова Пиаски были надежным способом погрузить слушателей в задумчивость. Когда сидишь на лошади посреди холодной тишины, думать – лучший способ убить время.
– И, к твоему сведению, я не так часто езжу в монастырь Брондела.
В подобных скучных поездках игра в угадайку за обедом, должно быть, приносит Пиаски немало похвал. Лицедейство, которым он ловит слушателей на крючок, – на самом деле один из товаров, которыми он гордится. И действительно, хоть Хоро и продолжала есть с выражением лица «мне эти ваши скучные игры неинтересны», но мяса в ее миске меньше не становилось. А прямодушный Коул, как и ожидалось, застыл на месте с ложкой в руке, уставившись на деревянный узор на столе.
Того, кто дает им развлечение, такое поведение, несомненно, должно радовать, но Лоуренса слегка кольнуло раздражение. Лишь опытные торговцы среагировали бы на слова Пиаски так, как он, и лишь опытные торговцы знают ответ на эту загадку. Более того – даже если ответ стоил пары смешков, Пиаски не мог быть уверен, над какой именно частью ответа в итоге будут смеяться его слушатели. Сам Лоуренс смеялся бы безудержно.
– Что ж, мне не хочется, чтобы кто-то от глубоких раздумий потерял сон, так что не стесняйтесь, можете просто подойти и спросить. Я с радостью скажу ответ.
Подначки Пиаски было достаточно, чтобы два простака перед ним нахмурили брови еще сильнее; вот теперь они точно потеряют сон. Если Лоуренс будет бездействовать, они так и просидят за своими мыслями лишь Господу ведомо сколько времени.
– Кроме того, если вы будете слишком усердно думать над ответом, вы снова проголодаетесь, а ответ ваши животы не наполнит.
Когда желудок пуст, даже в скучном путешествии не уснешь, так что Хоро и Коул при этих словах вернулись к реальности и продолжили есть. Лоуренс и Пиаски переглянулись и обменялись усмешками. Кто бы что ни говорил, а веселая трапеза оставалась для Лоуренса величайшей из драгоценностей.
– Если бы только монастырь Брондела был на самом краю земли.
– Я, конечно, много загадок знаю, но не настолько много.
Смех, еда, питье – так они провели вечер.
***
На следующий день снегопад усилился. Хорошо еще, что ветер не задувал, иначе за снежными хлопьями размером с ноготь ничего бы не было видно. Впрочем, путники опустили капюшоны настолько низко, что они и так почти ничего не видели (а почти все, что видели, тонуло в белом тумане дыхания).
Но все это едва ли было препятствием для возницы, который ездил этим путем уже сорок лет. Для него это было так же нормально, как для престарелого городского торговца, теряющего зрение за конторкой, – сложная паутина торговых отношений в городе.
Когда путники покинули постоялый двор, лошадь, направляемая молчаливым возницей, размеренно пошла прямо через белоснежную целину; теперь она была запряжена уже не в повозку, а в сани. Они ехали и ехали, не останавливаясь, ведь малейшей остановки хватило бы, чтобы их занесло снегом. И сколько они ни ехали, взгляд их приветствовала лишь белизна, сменяющаяся еще большей белизной.
