пола. Я ждал от них чего-то скрытного, неясного. Но была и другая сторона медали: с момента расставания я стал по-настоящему счастлив. Я жил полной жизнью, нигде не зная страха или колебаний. Я был первым везде: в учёбе, спорте, среди друзей. Был верный товарищ, на которого можно положиться, не боясь ничего. Я знал, что ему можно верить, а дружить и общаться с ним было только в радость. Но главное — вместе со мной всегда был наставник, способный помочь и поддержать. И не важно, что ему уже двести с лишним лет. Не возраст определяет человека.
Я был счастлив.
Приближалось лето. Я уже жил в предвкушении сладостных дней без уроков, домашки и ранних утренних подъемов.
Вообще лето — великолепная пора. Как будто кто-то специально создал это время года для отдыха людей. Солнце припекает, вокруг кипит жизнь — красота! И я никак не мог взять в толк, как взрослые могут работать летом. Летом главное — отдых.
С этом мыслью я просыпался каждое утро и считал дни до лета. В школе приближение каникул тоже чувствовалось: настала пора итоговых контрольных работ, экзаменов.
Когда уже можно было понять, на какую оценку я могу рассчитывать в году, Александр Васильевич взялся за меня ещё сильнее, нежели прежде. Я с ним дни напролёт проводил над учебниками и тетрадями. Я беспрекословно подчинялся графу, ибо знал: он всё делает мне во благо. Я безвылазно готовился к контрольным. Мне казалось, что я знаю уже всё, что только возможно знать. Боже мой!
Я готовился долго и усердно. И не зря. Большинство контрольных я написал на твёрдую "4". Наверно кажется странным, что я радуюсь этому. Но для меня, который учился почти весь год (до встречи с Суворовым) на " 3", получить "4" за контрольную — это что-то из разряда фантастики.
Наконец школьная пора закончилась. Контрольные были написаны, четвертные и годовые выставлены. У меня в году не было ни одной "3"!
Мы с классом собрались в последний раз в этом учебном году. По традиции сдвинули парты в классе, было чаепитие. Неплохо провёл время. Классная толкнула речь про то, какие мы уже большие, что всем она желает хорошо отдохнуть и так далее.
Но только выйдя из школы, я осознал: впереди целых три месяца каникул! Полная свобода действий! Рай!
Но тот факт, что я перехожу в 11 класс, немного отравлял радость. Но я про это быстро забыл.
Со школой было покончено, оставался футбол.
Наша команда отлично провела весь сезон и попала на турнир. Там мы тоже показали себя во всей красе и дошли до финала! Там мне и предстояло сыграть.
В день игры у меня был жуткий мандраж. Я волновался невероятно сильно. Граф пытался меня успокаивать, но легче не становилось.
Казалось бы: чего мне бояться, играть я умею, являюсь лучшим бомбардиром турнира. Но на эту игру мне предстояло вывести команду с капитанской повязкой на руке.
В раздевалке тренер дал нам установку, мы вышли на поле. Когда наша команда встала в кружок, то на правах капитана, я сказал:
— Не бойтесь ничего. Играем в удовольствие, получаем кайф от игры. Но выкладываемся на максимум. Погнали!
Мы разошлись на позиции. Ярик, с которым мы вдвоём играли в нападении, сказал мне, подмигнув:
— Классная речь! Прям зарядил на матч! Полетели!
Матч начался.
Я играл, не чувствуя, усталости, старался успеть во все единоборства. Но несмотря на все мои усилия, забить нам не удавалось.
Была последняя минута матча. Мы бросили все силы в атаку, но оборона соперника была несказанно крепка. Какими-то чудовищными усилиями заработали угловой. Ярик подавал. Трибуны замерли в ожидании. Ярик разбежался, подал. Мяч летел чётко мне на голову. Я выпрыгнул как можно выше и сделал кивок в сторону ворот… От страха я закрыл глаза.
Трибуны взревели! Это был гол! Забить гол в финале на последних минутах — это же мечта каждого игрока!
Я хотел отпраздновать, но не знал как. Поэтому я просто утонул в объятиях команды.
Нам вручили кубок. Радости моей не было предела.
— Настоящий капитан! Кто за то, чтобы Кузьмин стал капитаном и в следующем сезоне? — спросил тренер уже в раздевалке.
Руки подняли все.
Я пришёл домой счастливее некуда.
— Победили? — спросил Александр Васильевич.
Я показал ему золотую медаль.
— Ай, молодец! — похвалил он, и добавил уже тише — молодец…
И ушёл в комнату.
Я понимал причину его грусти, но не хотел верить в это. Я слишком привык к нему.
Я пошёл в комнату за ним. Он грустно посмотрел на меня и сказал:
— Пора.
Я понял его. Но мне так не хотелось отпускать его!
— Останьтесь, граф! — взмолился я, — я пропаду без Вас!
— Нет, Григорий. Всего, что ты добился, ты добился сам. Я ничего не менял в тебе. Я просто показал тебе на что ты способен. Ты всё сделал сам… А пока принеси мне шпагу, кажется, на кухне её забыл.
Я пошёл на кухню, но шпаги там не было. Должно быть Суворов ошибся. Я вернулся в комнату, чтобы сказать ему об этом, но его там уже не было. Только на диване лежал учебник истории, открытый на странице "Альпийский поход Суворова".
КОНЕЦ
Я стоял растерянно посреди комнаты и никак не мог поверить в случившееся. Внутри меня вдруг стало пусто и одиноко.
В это время в комнату зашла мама:
— О, Гриша, я тебя везде ищу. Хочу сообщить тебе приятную новость!
Приятная новость была бы сейчас очень кстати. Я вопросительно посмотрел на неё.
— Этим летом ты поедешь в лагерь! С Яриком!
Это действительно было здорово.
— Ты что, не рад? — удивилась мама.
— Нет, почему, рад.
Мама ушла. Я стал думать о предстоящей поездке, когда за моей спиной раздался голос:
— Лагерь — это хорошо.
Я обернулся и увидел рослого мужчину в военном мундире с множеством наград.
Он улыбнулся и сказал:
— Позвольте представиться — Константин Константинович Рокоссовский. Ваш спутник на ближайшие время.
Новости о лагере я не придал большого значения. Куда сильнее меня интересовал мой новый наставник. Мы быстро нашли общий язык. Константин Константинович был высоким, крепко сложенный мужчина на вид лет 40. Его черты лица выдавали человека храброго, решительного и мужественного. Глаза его всегда смотрели пристально, подмечая каждую деталь.
Рокоссовский внимательно выслушал всё, что
