для любителей лыжного спорта. Домик, где нас расположили, был большой. Меня, Ярика и ещё одного парня, как самых старших, тренер поместил на первом этаже. Сам же он, вместе с остальными, расположился на верху.
— Располагайтесь, — коротко сказал он, оставляя нас.
Мы осмотрели место, где нам предстояло жить следующие три недели. Комната была небольшой: раковина, холодильник, кухонный шкаф. На стене висел телевизор, посреди комнаты был стол. Из спальных мест был диван и две раскладушки. Нас расположили по соседству с санузлом, что было явным преимуществом. Единственный минус был, пожалуй, в том, что чтобы попасть на второй этаж, нужно было пройти через нашу комнату, так как лестница наверх располагалась в дальнем от входа углу. Из-за этого я немного расстроился, так как провести около месяца, будучи работником такого КПП в мои планы не входило.
Рокоссовский окинул взглядом нашу комнату, хозяйственно потирая руки.
— Занимай диван, — дал он мне совет.
Я согласился с ним и сделал то, что советовал маршал.
Ярик расположился на ближней ко мне раскладушке (нас отделял проход не более 30–40 сантиметров, но вскоре и его не осталось, так как все это пространство заняли сумки). Пацан занял раскладушку подальше.
Мы разложили вещи. Потом Константин Константинович резонно заметил мне:
— Хоть с мальчиком познакомьтесь. Как никак вместе три недели жить.
Я внял его совету:
— Пацан, — окликнул я его.
Он обернулся.
— Тебя как звать?
— Глеб.
— Я Гриша. Давай дружить?
Господи, какая наивная фраза! Что такое дружба и что такое товарищество? Две разные вещи! Поэтому было бы лучше сказать «Давай товариществовать».
— С радостью, — откликнулся он.
С Яриком он тоже познакомился, и мы быстро нашли общий язык, что неудивительно, так как у нас был своеобразный кружок по интересам.
Глеб был ростом как я, почти блондин. Голос его был чётким и как будто каждое слово он чеканил, как монету. Он выглядел спортивнее всех из нас троих. Общение с ним доставляло удовольствие, он имел великолепное логическое мышление, но при этом не обладал большим умом. Но глупым назвать его тоже было бы ошибкой. Учитывая его силу, роковой.
Остаток дня мы обживались на новом месте, привыкали к нему. Единственное значимое событие — наш первый поход в столовую.
Она была одно на весь лагерь, что неудивительно. Нам, то есть всем, кто проживает с Андреем Никитичем, выделили отдельный стол, в то время как другие занимали любые свободные места, как в трамвае. Еда была простой, без лишних изысков, но довольной неплохой. Съедобно. Это радует: хотя бы с голоду не помру.
Отбой должен был состояться в 23 часа, что было крайне непривычно мне, ибо обычно я ложился куда позже. Перед сном мы по очереди сходили в душ, что тоже было необычно, так как приходилось мыться чуть ли не по секундомеру, чтобы все успели поддержать личную гигиену, потом поставили чайник (да, мы имели в своём распоряжении чайник), попили чай, перекинулись несколько раз в карты, которые я догадался взять с собой.
Пришло время ложиться. Я всегда плохо сплю на новом месте, поэтому уснуть даже не пытался. Да и вряд ли бы это удалось, уж слишком много мыслей лезло в голову. Я думал обо всём понемногу. Мне понравился тот факт, что многое я делаю сам: сам делаю себе чай, расстилаю кровать, хожу в душ, завтра сам выберу, что одеть. Это не значит, что я не делал раньше этого сам вовсе нет. Просто здесь все эти банальные операции обрели особую роль, наверное потому, что рядом не было родителей, способных помочь или помешать советами. Это казалось мне первым признаком перехода во взрослую жизнь. Но есть и минусы, куда без них. Что будет завтра? Что готовит мне грядущий день? Как будет устроен наш режим, какие события произойдут? Как много вопросов и пока ни одного ответа.
— Ты спать сегодня будешь вообще? — услышал я голос Рокоссовского.
— Ага, — шёпотом ответил я, так как пацаны уже давно спали.
— Ну я вижу.
— Я просто думаю про завтра…
— А чего про него думать? Завтра всё сам узнаешь. А сейчас — спать! Невыспавшийся солдат — плохой солдат!
Я повернулся набок, подумал, что всё равно не усну, подумал про завтра, про дом, про пацанов, потом мысли начали расплываться и вскоре я тоже провалился в объятия морфея.
На следующий день меня растолкал Рокоссовский. Я глянул на часы, было ровно шесть.
— Зачем так рано? — спросил я маршала, — по расписанию вставать только через два часа!
— Ну и что? А зарядку кто отменял?
— Но не так же рано!
— Успеешь выспаться. Собирайся, только тихо: товарищей не буди.
Я оделся почти бесшумно и вышел на улицу вслед за Константином Константиновичем.
Раннее утро здесь было совсем иным, чем в городе. Туман стелился ковром повсюду, укутывая каждый ствол сосны, каждый камень и куст в свои призрачные объятия. Небо было чистым и розовым от восходящего солнца. Всё вокруг дышало свежестью, везде, подобно кристаллам, сверкали капельки росы, отражая первые лучи солнца.
Я слегка озяб, но в ходе зарядки, которую проводил маршал, быстро согрелся и проснулся. Мы занимались около часа. Наконец Рокоссовский объявил об окончании тренировки. Стоит признать, что они у него были даже интенсивнее, нежели у Суворова. Возможно, сказывается возраст: Александру Васильевичу было около двухсот девяноста, а маршалу только-только стукнуло чуть более ста двадцати.
Я заходил обратно в дом, когда меня окликнул чей-то голос:
— Эй, парень!
Я оглянулся. Меня звал Александр Алексеевич, главный в лагере тренер. Имя его я узнал от Глеба.
— Да, — откликнулся я.
— Ты чего в такую рань вскочил? Ещё час до подъёма.
Я вопросительно покосился на Константина Константиновича.
— Отвечай как есть. За правду не расстреливают, — советовал он.
Конечно не расстреляют. Сталину скажите об этом.
— Зарядку делал, — отвечал я.
— Зарядку? Сам?
— Да.
— Надо же… Хм, молодец! Только лучше спи дольше, а на зарядку сходишь со всеми в полдевятого.
— Хорошо.
Рокоссовский был крайне недоволен этой встречей.
— Зачем режим сбивать? Всё отлажено, отточено. Зачем спать дольше? Зачем другая зарядка? Я что ли плохую провожу? Ладно. Речь — пустое. Если партия сказала, то мы должны подчиниться.
Я же был в глубине души рад, что хотя бы здесь посплю дольше, чем обычно.
Сон после зарядки как рукой сняло, поэтому я взялся за книгу. В чтении я провёл весь час до подъёма. Ровно в восемь я разбудил пацанов, они собрались, и в 8:15 мы были уже на стадионе, где
