Мой взгляд метнулся к капитану. Лоет, без оружия, буквально избивал своего противника, выплескивая на него вся свою накопившуюся злость. Я зажмурилась, когда его сапог обрушился на лицо разбойника, и до меня донесся хруст костей. А, может, это только мне почудилось, но вдруг стало так страшно, что захотелось лечь, накрыть голову руками и закричать во всю мощь своих легких.
— Ада. Ада! — я вздрогнула и увидела Вэя, склонившегося ко мне.
Он разжал мои пальцы, все еще сжимавшие рукоять сабли, и рывком поднял с земли, с силой вжимая в свое тело. Он что-то шептал, и я не сразу разобрала, что он так настойчиво повторял.
— Прости, прости меня, прости, — твердил Вэйлр, зарываясь пальцами мне в волосы. — Не смог уберечь, прости. Не смог, прости.
Я уперлась ладонями в его грудь, и отстранилась заглядывая в лицо. Оно было испачкано в крови, но не его, это была чужая кровь. Только сейчас осознав, что все закончилось, я сама прижалась к капитану и разрыдалась от облегчения.
— Ну, что ты, девочка моя, испугалась? — срывающимся голосом спрашивал Вэй.
— Ты живой, — выдавила я со всхлипом. — Ты живой, Вэй, живой!
Не помня себя, я обхватила его лицо ладонями и начала покрывать его поцелуями, и никак не могла остановиться. Мужчина с силой прижал мою голову своему плечу и удерживал, пока я не затихла. Затем ослабил хватку, заглянул мне в глаза и завладел моими губами в коротком грубоватом поцелуе.
— Капитан, — позвал его господин Даэль, — кажется, подмога. Или мы сейчас уходим…
— Уходим! — крикнул Лоет, ставя меня на землю.
— Вэй, лошади, — произнес Самель, стоя на склоне и глядя туда, откуда мы пришли.
Это были лошади нашей погони.
— Привести, — распорядился капитан, вкладывая мою саблю в ножны. — Ты молодец, ангел мой. Ты смогла.
Кивнув, я утерла слезы. Затем оглядела оставшихся. Вместе с раненными нас было девять, включая Бонга. Погибли четверо матросов, были раненные. Еле держались Красавчик и Даэль. Кузнечик лежал без сознания. А вокруг нас лежали трупы разбойников, превосходившие нас числом в два раза, но мы отбились! Не все…
— Сопли потом жевать будем, вперед! — рявкнул Вэй, выводя меня из ступора.
Раненных подсадили на коней, Кузнечика положил к себе поперек лошади Бонг, Оли уже успела вернуться к нему.
— Кто упадет, не подбираем, — зло отчеканил Лоет, и мы сорвались в галоп.
Новые разбойники были еще далеко, но они продолжали приближаться, и это подстегивало нас.
— Вэй, как мы это сделали?! — выкрикнула я.
— Когда нечего терять, кроме жизни, сможешь все, — все так же зло отозвался он.
Мы мчались наугад, но Удача, наконец, повернулась к нам лицом, и спустя час этой сумасшедшей гонки, мы вылетели на караван, шествовавший в нужную нам сторону. Капитан взмахнул руками, показывая, что мы не собираемся нападать, и закричал:
— Мир!
Нас окружила охрана каравана, осмотрели и кивнули, позволяя присоединиться. До спасения мы добрались все, кто выжил после сражения, никто не отстал и не потерялся в дороге. Я сползла с лошади на руки Вэя. Он поставил меня на ноги и честно сказал:
— Я хочу убить твоего мужа.
— Я тоже, — кивнула я и истерично расхохоталась, уткнувшись лбом в грудь моего капитана.
— Лейн! — Фанис, погонщик верблюда, добродушный пожилой мужчина, проникшийся ко мне симпатией, махал рукой, подзывая к себе.
Я посмотрела на Лоета, и он кивнул, позволяя мне покинуть повозку, на которой я теперь ехала, присматривая за Кузнечиком и господином Даэлем. Правил повозкой Эрмин, ранение которого заживало быстро, благодаря искусству нашего незаменимого лекаря. Все раненные быстро шли на поправку, только двое еще были вынуждены перемещаться лежа в повозке. И если боцман проводил большую часть дня сидя рядом со мной и Эрмином, то Кузнечик пока лежал, бранясь витиевато и красиво, потому что Бонг не позволял ему даже привстать, клянясь, что скоро матрос сможет не только встать на ноги, но и снова влезть в какую-нибудь заварушку.
Вторая неделя пути с караваном подходила к концу. Капитан быстро нашел общий язык с охранниками, погонщиками и торговцами. Еще один талант этого неутомимого человека заключался в том, что он мог быстро учиться новому языку, и за две недели Вэй уже мог изъясняться с местными жителями на их языке. Пусть его словарный запас был скуден, и говорил он с сильным акцентом, чем вызывал веселый смех караванщиков, но подобным нашего бравого капитана смутить было сложно, и он продолжал осваиваться, узнавая о традициях здешних земель.
Меня все считали его племянником, потому что иначе было сложно объяснить его опеку над мальчиком-подростком, не открыв моего истинного пола. А опека была, и порой чрезмерной. После нашего столкновения с разбойниками, Лоет очень чутко реагировал на любую мою гримасу и неудобство. И пусть все это пряталось за завесой привычного ехидства, но то, что я дорога ему, было заметно. Это льстило мне, радовало, и иногда я даже нарочно провоцировала очередной взрыв ворчания, сопряженный с действием: укутать меня ночь, подать воды днем или принести фруктов. Но вслед за радостью приходили печаль и разочарование. Дальше опеки пират снова не заходил, а я не позволяла себе думать о том, как он прижимал меня к себе после боя с разбойниками. Мы вновь держали расстояние, понимая, что то, что с некоторых пор все отчетливей ощущалось между нами, не может иметь право на жизнь. Я все так же собиралась вернуть себе мужа, а он помочь мне в этом.
Чувствовала ли я стыд? Несомненно. Мне было неловко за чувство к другому мужчине, крепнувшее день ото дня, и надежда была лишь на то, что, воссоединившись с Дамианом, я обрету покой и буду вновь счастлива со своим законным супругом. Что думал Лоет, мне было неизвестно, он никак не выражал ни досады, ни печали. Лишь иногда прорывалось раздражение, выливавшееся на головы тех, кто случайно попадал под его горячую руку. Впрочем, это были только его люди, с чужаками капитан держал себя в руках и был неизменно вежлив. А пираты не обижались, мне даже казалось, что на их лицах я читала понимание, и иногда укор, адресованный мне. Но никто не выражал этого вслух, и я предпочитала считать, что сама себе придумываю неодобрение маленького отряда. Ведь укорять меня было не за что.
— Лейн, — Фанис снова поманил меня, и я поспешила подойти.
Мы остановились на ночевку, и теперь караванщики разжигали костры, готовя еду и отдыхая от долгого перехода. Фанис похлопал рядом с собой ладонью и протянул сверток с лукумом. Эта сладость мне нравилась, погонщик уже знал и покупал мне в лавках сладостей, если мы проезжали город или поселение. Лукум был липким после дневной жары, и я старалась есть его так, чтобы не запачкаться.
