— Питт! Боже мой, Дирк Питт!
Хейди импульсивно подняла руки и притянула его к себе так, что их губы встретились. В глазах Питта появилось смущенное выражение. Когда Хейди отпустила его, он откинулся назад и потряс головой.
— Поразительно, насколько мужчина может ошибаться в женщине. Я рассчитывал лишь на рукопожатие.
Щеки Хейди слегка зарделись.
— Ты застал меня в момент слабости. Я сидела, жалея себя, а когда увидела друга, то поняла, что пережила это.
Он сжал ее руки нежным пожатием, улыбка исчезла.
— Было очень грустно, когда узнал, что адмирал Басс покинул нас. Он был хорошим человеком.
Ее глаза потемнели.
— Уход был безболезненным. После погружения в кому он просто не вернулся.
— Только одному Богу известно, чем могло обернуться дело, если бы он добровольно не ушел со службы.
— Помнишь, как мы встретились?
— Я прибыл, чтобы взять интервью у адмирала в гостинице около Лексингтона, Виргиния, куда он удалился.
— А я думала, что ты какой-то официальный представитель правительства, который хочет шантажировать его, и отнеслась к тебе отвратительно.
Питт выдержал паузу и пристально посмотрел на нее.
— У вас были очень близкие отношения.
Она кивнула.
— Мы жили вместе почти восемь месяцев. Он человек старой закалки, но и думать не хотел о женитьбе. Говорил, что молодой женщине не стоит связывать себя с человеком, который одной ногой уже в могиле.
Питт заметил, что у нее уже выступили слезы, и быстро переменил тему.
— Не возражаешь, если я скажу, что ты напоминаешь мне студентку на первом свидании.
— Прекрасный комплимент в прекрасный момент, — прямо сказала Хейди, оглядывая столики. — Не собираюсь нарушать твои планы. Наверное, ты кого-нибудь ждешь.
— Нет, я без женщин, — ответил он, улыбаясь глазами. — Я сейчас на распутье, решил отдохнуть, спокойно поужинав.
— Я рада, что мы встретились, — сказала она, сияя.
— Тебе следует только скомандовать, и я твой раб до рассвета.
Она посмотрела на него, все звуки и всё окружение зала отошли на задний план.
Внимательно осмотрела сервировку стола.
— Всё это мне очень нравится.
Когда они вошли в номер гостиницы, который занимала Хейди, Питт нежно поднял ее на руки и отнес в постель.
— Не двигайся, — сказал он. — Я сделаю всё.
И начал раздевать ее, очень медленно. Она не могла припомнить, чтобы мужчина раздевал ее полностью, от сережек до туфель. Он старался по возможности не касаться ее пальцами, и ожидание в ней нарастало с невиданной силой. Хейди ощущала удивительный прилив желания.
Питт не собирался торопиться. Ей было интересно, сколько же других женщин он мучил с такой же нежностью. Страсть загоралась в бездонных глазах Питта, от этого ее возбуждение только увеличивалось.
Неожиданно его губы коснулись ее губ. Они были теплыми и влажными. Она ответила, когда его руки обвились вокруг ее бедер, и он притянул ее к себе. Ей казалось, что она растворилась, из горла вырвался стон.
Только тогда, когда кровь готова была взорваться, а мышцы бесконтрольно пульсировали, она открыла рот, чтобы вскрикнуть. Только тогда Питт вошел в нее, и она погрузилась в удовольствие, которое, казалось, будет бесконечным.
Самое роскошное время сна наступает не в начале и не в середине ночи, а непосредственно перед пробуждением. Именно тогда сны следуют друг за другом в калейдоскопе ярких фантазий. Прерывание этого состояния телефонным звонком и погружение в реальность подобно скрипу ногтя по школьной доске.
Пробуждение Хейди осложнялось стуком в дверь ее номера. Ее разум был еще затуманен сном, она подняла трубку и пробормотала:
— Пожалуйста, подождите минуту.
Затем выскользнула из постели и остановилась на полпути, понимая, что она голая.
Схватив махровый халат из чемодана, накинула его на плечи и открыла дверь. Неслышно вошел посыльный и поставил на стол огромную вазу с белыми розами. Всё еще одурманенная сном, Хейди дала ему чаевые и вернулась к телефону.
— Прошу прошенья за задержку. Коммандер Миллиган слушает.
— Коммандер, — ответил голос Джека Мерфи, историка сената, — я разбудил вас?
— В любом случае пора вставать, — сказала она, стараясь замаскировать желание в тоне своего голоса.
— Я подумал, что вам приятно было бы кое-что узнать. Ваш запрос пробудил воспоминания в моем разуме. Поэтому я начал поиски вчера вечером после закрытия архива и наткнулся на кое-что очень интересное.
Хейди протерла глаза от сна.
— Слушаю.
— В папке отсутствуют фотоснимки подписания договора от тысяча девятьсот четырнадцатого года, — сказал Мерфи. — Однако мне удалось найти старый снимок Уильяма Дженингса Брайана, госсекретаря Вильсона в тот период, заместителя министра Ричарда Эссекса и Харви Шилдса, названного в подписи представителем правительства Его Величества, сделанный в тот момент, когда они садились в автомобиль.
— Не улавливаю никакой связи, — ответила Хейди.
— Простите, я не собирался сбить вас с толку. Фотография сама по себе почти ни о чем не говорит. Но на обратной стороне есть надпись, сделанная карандашом в нижнем левом углу. Её едва можно прочесть. Там названа дата, двадцатое мая тысяча девятьсот четырнадцатый год. Она гласит: «Брайан покидает Белый Дом с Североамериканским договором».
Хейди сжала трубку.
— Таким образом, он действительно существовал.
— Думаю, что это был лишь предполагаемый договор.
В тоне голоса Мерфи слышалась явная гордость за успешный ответ на брошенный ему вызов.
— Если хотите получить копию фотоснимка, мы должны назначить небольшую плату.
— Да, пожалуйста. Можете увеличить подпись на обратной стороне снимка?
— Без проблем. Можете всё забрать в любое время после трех часов.
— Замечательно. Большое спасибо.
Хейди повесила трубку и снова легла в постель, счастливо погружаясь в ощущение сделанного дела. В конце концов существует связь. Вспомнила о цветах. К одной из белых роз была прикреплена записка.
«Ты бесподобна без формы. Прости, что меня не будет рядом, когда ты проснешься.
Дирк».
Хейди прижала розу к щеке, губы растянулись в ленивой улыбке. Часы, проведенные с Питтом, вернулись, словно она смотрела на них через замерзшее стекло, звуки и все остальное слились в одной туманной фантазии. Он похож на фантома, который пришел и снова ушел в фантазию. Ясно напоминало о себе только соприкосновение их тел, только это и нарастающая внутри щемящая тоска.