Я не сказал это Агате, а лишь подумал. И мы продолжали молчать, — ведь история дикого Петера достаточно хорошо известна, чтобы о ней нужно было вспоминать вслух. Во время оккупации наши партизаны послали просьбу Петеру: погасить маяк на одну ночь. Они намеревались зажечь фонарь в другом месте и посадить на банку немецкий транспорт. Петер не сделал этого. Он объяснил после, что был болен и не мог влезть наверх, но все решили, что он побоялся. Не знаю, как оно было, утверждать не берусь. Но с тех пор Петер замкнулся на своем маяке, перестал показываться в городе и сделался диким Петером. И не здоровается ни с кем, так как ему могут не ответить.
— Ну, чем мы займемся теперь, фру Агата? — спросил я. — Как вы полагаете? А не заготовить ли нам камней для грузил… а? Жаль было бы уйти без них, не правда ли?
У нас, на городском берегу, подходящие камешки почитай что все выбраны, а здесь их масса, да и время свободное есть. Не сидеть же сложа руки!
На первый взгляд, что́ может быть проще — собирать камни для грузил. Но вы дайте мне такой, чтобы он был не слишком тяжел — а то ведь и сеть не вытянешь со дна — и не очень легок. Легкий тоже не годится: сеть сдвинет течением — и тогда ищи ее! И форму камня надо принять в расчет. Посмотрим, как вы сумеете, фру Агата.
Мы носили камни в кучку, и я, приближаясь к ней, чуть ли не каждый раз замечал неладное. Так и есть, разве городским вдомёк, какое должно быть грузило.
Сперва я просто отшвыривал ногой негодные камни. Они отлетали у меня всё дальше и дальше, потому что я начал терять терпение.
Я отнял у Агаты камень, который она преспокойно несла, чтобы поместить в куче. Правда, он был нельзя сказать, чтобы чрезмерно тяжел, но и не очень легок, а с одной стороны сколот и заострен.
— Поражаюсь, фру Агата, как вы рыбачили? — говорю я. — Неужели я привяжу такую штуку? Она прорежет бечевки, испортит мне снасть, фру Агата.
Вот какова помощь от городских! Нет, на них никогда нельзя положиться. Что-нибудь да неладно.
А она, может быть, воображает, что может сравниться с моей Хильдой? С досады я, размахнувшись, запустил камень изо всех сил. Раза два он подпрыгнул на воде и впился во встречную волну.
Мы перенесли камни на бот и покинули остров. Вынули ловушки — добыча оказалась небогатая. То ли холодная весна виновата, то ли другая причина, но салака ныне запаздывает.
Дотемна мы снова установили сети и повернули к дому. Ветер упал, легкая зыбь катилась по морю. Мы еще не достигли ворот в бухту, как впереди вынырнула темная точка. Она быстро увеличивалась и приняла вид моторной лодки. Еще немного, и я узнал ее — лодка Арвида Скобе.
«Куда это отправился бургомистр? — подумал я. — Что за прогулки, на ночь глядя!»
Но не Скобе сидел за рулем. Лодка пронеслась невдалеке от нас, и я различил человеческую фигуру ростом поменьше Арвида. Кто же? Никак Лаурис, боцман Стиг Лаурис! Да, его брезентовая куртка, приплюснутая, нахлобученная кепка. Как он оказался в лодке бургомистра?
Я проводил ее глазами, пока она не скрылась из виду. Она шла прямо к маяку Ялмарен.
О встрече со Стигом я передал Пелле-почтальону, и он сказал, что я не ошибся: Стиг еще третьего дня хвалился — Арвид Скобе доверил-де ему свою моторку для важных поручений.
Может, Стиг выпросил лодку, чтобы похвалиться перед людьми? Не представляю, какую пользу Скобе извлечет из Стига. А пустить пыль в глаза боцман любит. Пелле тоже не смог придумать, на что может бургомистру понадобиться Стиг.
Газеты в сумке Пелле лежали нетронутые, но он не разделался еще с городскими новостями. Он заговорил об Эрике, которого видел на улице вместе с Христиной, но я остановил его. Хватит с меня Эрика и Христины! Не интересуюсь. Пелле смутился, заморгал подслеповатыми глазами, потерял нить новостей и осведомился, как идет промысел.
— Салакой нынче не разживешься, — сказал я. — Это разве лето! Каких-нибудь две недели теплых. Попробую передвинуть ловушки поближе к острову Торн, там дно помягче и морская трава гуще. А кстати, Бибер всё еще приторговывает Торн?
— К сожалению, да, — сказал Пелле. — Остров осматривали какие-то господа из Америки.
— И тут американцы, черт бы их взял. Лезут в каждую щель.
— Они остановились в «Веселом лососе», во втором этаже, — там Стиг принимает постояльцев. В этом заведении такое творится! Матросня ихняя набивается туда, нарежется, а потом зазывает девиц, — хэй, кам алонг, только и слышишь.
— Зато Стиг, верно, на седьмом небе, — сказал я. — Помощник-то бургомистра.
Неужели Стиг втерся к Скобе? Нет. Думается мне, Арвид нашел бы человека более солидного, если бы встретилась необходимость послать нарочного на судне. Мой «Ориноко» хоть и не так быстроходен, как его моторка, но куда надежнее.
— Да, — сказал я, — городишко захудалый, крошечный, шляпой накроешь, а поди ж ты, сколько всяких событий. Голова кругом!
Когда Пелле, наконец, добрался до газет, я увидел у него на носу очки.
— Подарок фру Агаты, — заявил он с торжеством. — Остались от покойного мужа.
— И подошли?
— Очень хорошо. Даже слишком резко всё показывают. Если долго носишь — глаза устают.
— То-то и есть, — сказал я. — Посоветовался бы с врачом сперва.
Но Пелле замотал головой:
— Нет, что вы, я не так богат. Уж как-нибудь обойдусь без врачей. Грабят они нашего брата. Не знаю, как благодарить фру Агату за ее милость. Теперь я любой адрес прочту, самый корявый. Спасибо ей. Это, говорит, тебе, Пелле, ко дню рождения.
Вот как? Я и позабыл. Оказывается, послезавтра Пелле стукнет шестьдесят лет.
— Поздравляю, дорогой, — сказал я. — Возраст пустяковый, в сущности. Ты еще молодой парень, Пелле, коли разобраться по-настоящему. Всего на пять лет старше меня. Не смейся. А знаешь, мне сдается, ты нравишься Агате.
Сам не знаю, зачем я брякнул это. Пелле сконфузился, снял очки и начал протирать их платком. Лицо его порозовело, отчего седые брови стали еще светлее.
Тут пришло мне на ум, что здешние языки Агату, верно, выдали замуж за меня, и я подкинул углей в топку.
— Не всё же ей одинокой жить. А женщина она разумная, работящая. Домик свой. Хоть неказист, а всё-таки свой. И корова. Корова — это нынче капитал, Пелле. Она дает литров шесть молока, а иной раз и больше, было бы корма вдоволь. Да нет же, Пелле, я вовсе не смеюсь, с чего ты взял!
Теперь если до ушей Пелле дойдет какая-нибудь глупость про меня и Агату, он сумеет разъяснить истинное положение вещей.
Всё еще красный, Пелле встал и надел сумку. Он и так задержался у меня, и я на этот раз так и не узнал, кого обокрали вчера в столице, кого убили и кого переехало поездом или чем-нибудь еще.
