Альфред сидел в кресле и методично переливал содержимое очередной роскошной на вид бутылки в стакан и далее по назначению. У него было ощущение, что занимался он этим довольно продолжительное время, а ещё, что делал это не в одиночку, поскольку смутно помнил какие-то шумовые помехи, то и дело возникающие на грани слышимости. Видимо, Присцилла, добрая душа, решила, что боссу в его текущем состоянии требуется компания. В появившегося у него на пороге очередного визитера он вглядывался чуть дольше обычного. Что-то в затуманенном мозгу подсказывало, что на сей раз стоит обратить на навязанного ему собеседника чуть больше внимания, чем на всех прочих. Возможно, даже вместе взятых.
— Не думал, что ты все ещё будешь здесь, — мужчина постарался придать своему голосу фирменной язвительности, но вышло сипло и довольно жалко. Сам он списал это на то, что раздосадованный разорением своей вотчины Рамси таки подсыпал ему мышьяка в очередную партию бурбона.
Впрочем, стоявший в проёме входной двери Лефевр на это никак не отреагировал. Он вообще ничего не делал, кроме того, что стоял и пялился с нечитаемым выражением на слишком умильном для выбранной им профессии лице.
— Или ты как раз зашёл отдать мне на подпись свое заявление по собственному желанию? — Альфред усмехнулся, смазанно качнув бокалом в руке и расплескав на стол больше половины содержимого. — Похвально. Это больше, чем удосужился сделать Ску. Но ты все равно можешь скрутить его и засунуть себе в задницу!
— Нет, — едва слышно отозвался Бенуа, сражаясь с внезапной сухостью во рту. — Я много думал об этом…
— Превосходно! — патетично перебил его шеф, одним махом допивая остатки бурбона. — Знал, что ты можешь!
— Я решил, — упрямо продолжил француз, отчаянно краснея, но не позволяя себе замолчать, — что останусь. С тобой.
С последним произнесенным аналитиком словом его шеф удивлённо распахнул глаза и, казалось, даже немного протрезвел, ответив на прозвучавшее заявление неожиданно серьезно:
— Признаться, я впечатлен.
— Уйти сейчас было бы неправильным, — настойчиво произнёс Лефевр, пытаясь понять, издеваются над ним или нет.
— Жалость? — вздернул бровь Ал.
— Нет. Я пришёл к выводу, что покидать тебя в данной ситуации — предательство.
— Как и многие из моих поступков, без сомнения. Мне удивительно, что ты готов их оправдывать. — Альфред печально усмехнулся. — Не иначе тоже моё тлетворное влияние.
— Я в своих словах уверен! — насупился Бенуа, становясь неотличимо похожим на обиженного подростка.
— Что ж… — с внезапный воодушевлением протянул шеф, неловко выуживая из недр своего стола ещё один хрустальный бокал и наполняя его сразу на три пальца. — В таком случае я непременно должен услышать, какие же именно причины побудили юнца из бенедектинского монастыря, отказавшегося от пострига и вступившего в организацию, чьи убеждения и идеология противоречат всему, во что он верил, столь кардинально изменить мнение.
Дергано кивнув, Лефевр сел в предложенное ему кресло и подрагивающей рукой взял протянутый ему бокал. Залпом отпил содержащуюся в нем жидкость. Посинев, едва не выплюнул, но все же проглотил и принялся кашлять — все под пристальным взглядом Альфреда. Наконец аналитик сумел открыть слезящиеся глаза и, перестав задыхаться, хрипло выдавил:
— Ты на многое открыл мне глаза.
— Уверен, что рад? В идиотизме есть своя притягательная простота. Я вот знаю почти все на свете, но счастья мне это не приносит.
— Да, уверен. И ни разу не смог вспомнить, чтобы ты действовал в ущерб кому-то из нас. Особенно Скугге, что бы он сейчас ни думал по этому поводу. Так что мне, полагаю, остается смириться и беспрекословно верить тебе, раз уж так вышло, что кроме меня это сделать больше некому.
— Тебя даже не смущает, что я в приступе людоедства отдал несчастного ангела на съедение своему врагу?
— Андрас поступил не лучше, — не желая отступать, парировал аналитик. — И по его словам, это был единственный способ. У тебя, очевидно, тоже.
— Это не делает мой поступок лучше, — со странной интонацией в голосе протянул Альфред, словно надеясь, что его разубедят.
— Не делает, — вместо этого подтвердил Бенуа. — Хуже он его тоже не делает.
Шеф едва заметно усмехнулся одними губами:
— И это говорит тот, кто еще вчера подозревал меня едва ли не в измене.
— Ты… Когда ты понял? — Лефевр, вопреки собственным обещаниям самому себе, что будет строгим и непоколебимым во время разговора, отчаянно покраснел и судорожно сделал еще глоток бурбона. — И… не злишься?
— Злюсь? — неподдельно удивился шеф. — С чего бы? Да я был бы оскорблен, если бы не смог привлечь таким образом ваше внимание. И изрядно разочарован, кстати. Даром, что ли, я оставлял вам такое количество подсказок?
— Развлекался?
— Проверял. Не рассчитывал же ты, что у подобного рода знаний не имеется своей цены?
— Но ведь у тебя есть целый штат… — не удержался Бенуа, хотя изначально давал себе установку ни в чем не обвинять начальника, с мотивами которого, он, как ему казалось, после длительных раздумий сумел примириться. Видимо, исполнять данные самому себе обещания было не его сильной стороной. — Верные тебе люди. Многие с тобой рядом не один десяток лет. Неужели ты так боялся с самого начала играть с открытыми картами?
— Открытые карты тем и плохи, — по-мальчишески хихикнул Ал, разливая по новой порции в оба стакана. — В них подглядывают! А некоторые мои секреты слишком старые, чтобы кто-то из вас мог до конца понять их смысл и не наделать глупостей.
— Кстати! Когда Зорка упомянул про твое настоящее имя… — неуверенно дернулся в своем кресле начинающий пьянеть Лефевр, но умолк из-за хохота Ала.
— Ну конечно! С тем же успехом он мог помахать красной тряпкой перед мордой быка. И?
— Я затребовал и изучил все имеющиеся в нашем архиве материалы по древнем народностям и их богам, вымышленным и доказанно существовавшим.
— Неужто действительно все? — искренне ужаснулся шеф. — Большую часть этой информации в архив поместил лично я, но даже мне не довелось прочесть всего, что там содержится.
— Да, Альфред, — медленно кивнул француз и задержал дыхание как перед прыжком в ледяную воду. — Или вернее будет сказать «Локи»?
В кабинете повисла тягостная тишина, во время которой уличенный начальник буравил напряженным взглядом своего старшего аналитика, после чего так же молча разлил по третьей. И лишь отставив под стол опустевшую бутылку, с усмешкой протянул:
— Оч-чень неплохо, мой мальчик. Действительно впечатляет. И каково это, находиться в одном кабинете с отцом лжи?
— Странно, — признался не ожидавший столь быстрого подтверждения своей догадки Лефевр. — Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не завалить тебя как минимум сотней вопросов. Ты же… Боже, ты ведь древнее целых цивилизаций! Я столько всего хотел бы узнать… — Бенуа ценой огромной внутренней борьбы заставил себя умолкнуть и продолжить с меньшим энтузиазмом в голосе: — В остальном же… Все нормально, полагаю. Мы ведь не играем в карты или что-то типа того. Так что я, вроде как в безопасности? — В последнюю фразу француза против его воли закрались вопросительные интонации, отчего новоявленный король обмана заливисто рассмеялся:
— Вне всяких сомнений, друг мой. И да, если уж считаешь, что я настолько старый, что рискую рассыпаться и устлать все вокруг песком, можешь задать парочку наиболее интересующих тебя вопросов.
— Я вовсе не считаю, что ты… — вскинулся аналитик и тут же утих, чувствуя, как снова начинают гореть щеки и шея, что, разумеется, не могло скрыться от внимания шефа, который бы наверняка не преминул вбить еще один гвоздь в гроб его гордости. Поэтому Бенуа постарался затолкать поглубже собственные эмоции и поспешно сменил тему: — Скугга. Как ты намерен с ним поступить?
— А вот этого я, пожалуй что, не знаю. Думаю, что не буду делать ничего. — В ответ на изумленный взгляд и готовые сорваться с языка возражения подчиненного Альфред, или вернее уже будет сказать Локи, пояснил: — Видишь ли, я уже достаточно долго держал на привязи собственного внука. Пора бы ему начать действовать самому.
