В суде мы пробыли примерно с час. Как я и предполагал, к делу товарища, которого судили, я был абсолютно непричастен. Я сказал, что нужно для облегчения его защиты, и суд отпустил меня.
В городе нам было больше нечего делать, отъезд был назначен на следующий день — согласно установленному порядку ночь мне предстояло провести в местной тюрьме. И полицейский повел меня туда.
У меня созрел план действий.
— Очень тебя прошу, — остановил я его. — Ты был так справедлив и человечен со мной. У меня к тебе последняя просьба. Вот там, в двух шагах, контора моего адвоката Асена Халачева. Мне нужно зайти к нему буквально на минутку, спросить, как дела с моей апелляцией… Будь добр…
Конвоир довольно долго колебался, но все-таки согласился:
— Ну, ладно, пойдем…
Мы остановились перед конторой Халачева. Полицейский посмотрел на табличку, прикрепленную у входа, и сомнения его полностью исчезли. Он проводил меня до дверей. Лицо его просветлело.
— Иди, улаживай свои дела. Я подожду здесь.
Контора Халачева помещалась в старой одноэтажной постройке по соседству с партийным клубом. Халачева на месте не оказалось, да он мне и не понадобился. Я застал его коллегу. «Давай, Ванко, — сказал я себе, — более удачный случай тебе вряд ли подвернется!» В коридоре перед конторкой стояла вешалка, на ней висели поношенная шляпа и сильно потрепанное зимнее пальто. Я сменил свои пальто и шапку на одежду незнакомца и вышел через черный ход. К счастью, никто не попался мне навстречу. Я легко перепрыгнул через невысокую ограду (ведь я был плевенским чемпионом по прыжкам в высоту), преодолел еще несколько заборов и очутился в другом конце квартала. Вышел на небольшую улочку, поднял воротник, нахлобучил на глаза шляпу и направился к дому Малты Гылыбовой.
Малта оказалась дома. Она накормила меня и спрятала, а на следующий день через сестер Шейтановых уведомила Карло Луканова и остальных товарищей из организации о моем побеге.
Что же произошло с полицейским?
Он долго стоял перед дверью конторы, переступая о ноги на ногу. А когда его терпение лопнуло, вошел в лом и постучался в контору. Увидев на вешалке мое пальто и шапку, он успокоился. Но ненадолго…
А потом? Он не поднял на ноги местную полицию, не сообщил о моем побеге, а просто вернулся в Шумен и доложил, что я исчез по дороге. Разумеется, его уволили, и он вернулся домой, в село.
Халачев и Иван Зонков, бывший в то время председателем Плевенской коммуны, и остальные товарищи из комитета решили, что меня нужно немедленно перебросить в Пордим, к Ивану Божинову. Сделать это поручили Косте Перванову и Первану Маринову. В Пордиме я должен был ждать дополнительных указаний.
Покидая дом Малты Гылыбовой, я не предполагал, что покидаю свой родной город более чем на двадцать лет. В ту декабрьскую ночь наступил поворот в моей судьбе. Я оставлял дорогих, верных товарищей, оставлял близких, оставлял родной город и Кайлык, оставлял Скобелевский парк, мавзолей, зеленые холмы вокруг города, где прошли мое детство, юность и молодость. Но куда бы меня не забрасывала судьба в последующие годы, я всегда носил в сердце не только воспоминания о товарищах и близких, но и образ родного края, его надежды и заветы, его зов, который мог утихнуть только с моей смертью.
Телега Первана Маринова задержалась у дома Малты недолго. Когда мы тронулись в путь, в ней сидели, как и раньше, двое. На козлы к Первану подсел крестьянин в бараньем полушубке и шапке. Крестьянин этот был я; Коста, переодетый в мою одежду, остался у Малты…
У Ивана Божинова я прожил трое суток. На третью ночь из Плевена приехал Коста Перванов. Он привез мне одежду, продукты, деньги. И новое распоряжение окружного комитета. В ту же ночь я должен был выехать в Варну в сопровождении Косты. Варненским товарищам поручили позаботиться об остальном.
— А вдруг поеду в Советскую Россию, Коста? — встрепенулся я, не смея поверить в свое предположение.
— Туда, Ванко! — Коста широко улыбнулся, и в следующий миг я заключил его в свои крепкие объятия.
Советская Россия! Даже сейчас, когда я чуть ли не каждый год езжу в Советский Союз, влекомый неодолимой силой, чтобы повидаться со своими старыми боевыми товарищами, увидеть Москву и Кремль, посмотреть на необъятные русские поля и вековые молчаливые леса, даже сейчас я испытываю невыразимо светлое, праздничное чувство. А тогда? Тогда Советская Россия, колыбель социалистической революции, первое свободное государство рабочих и крестьян, была для нас, миллионов коммунистов во всем мире, землей обетованной, более желанной, чем все, что мы видели в самых прекрасных снах, землей нашей мечты. Хотя нас и отделяли от нее тысячи километров, мы жили ее заботами, тревогами и радостями, следили за каждым ее шагом. Наш пульс бился в унисон с пульсом советского народа, наши глаза были обращены к Москве и к Ленину, вождю, который привел Октябрьскую революцию к победе. С того дня, когда родилась Советская Россия, мы, коммунисты, поняли, что Советская Россия — детище не только русского, но и международного революционного движения.
Часть вторая
В СОВЕТСКОЙ РОССИИ. СВЯЩЕННЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЙ ДОЛГ
1. ЧЕРЕЗ ЧЕРНОЕ МОРЕ. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ — ЗЕМЛЯ НАШИХ НАДЕЖД
Варна в послевоенные годы была, можно сказать, единственными «воротами», через которые осуществлялись нелегальные связи между Советской Россией и балканскими странами, в первую очередь с Болгарией. Из Варны на лодках, иногда на моторных, а иногда на парусных или просто на весельных, снабженных парусом, по Черному морю отправлялись в Россию подпольщики-коммунисты из всех балканских, а часто и других европейских коммунистических партий, делегаты конгрессов и пленумов Третьего Коммунистического Интернационала, партийные курьеры и всевозможные посланцы, для которых сухопутные железнодорожные связи с «красной Россией» были отрезаны.
Морской «канал» связи действовал безупречно. А годы, надо сказать, были жестокие. Небольшим суденышкам приходилось преодолевать множество препятствий и подвергать себя немалому риску, чтобы достичь советского берега. На их пути вставали болгарская морская пограничная охрана, белогвардейские суда, бороздившие море, блокада западных государств, которые стремились «спасти мир» от «большевистской заразы», задушив молодую Советскую республику еще в колыбели. Но все напрасно.
В 1921—1922 гг. Варне довелось выполнять важную интернациональную задачу. Когда наша страна превратилась в базу белогвардейских армий Деникина, Врангеля и Кутепова, варненские товарищи своевременно и быстро предупреждали — с помощью спецкурьеров, пересекавших море, — о переброске оружия и боеприпасов с нашей территории в Россию; саботировали подвоз оружия, помогали его изъятию. Все это было делом варненской партийной организации, возглавлявшейся Димитром Поповым, Димитром Кондовым и Гено Гюмюшевым. Нелегальной военно-организационной деятельностью, работой на «канале», обеспечивающим связь с Советской Россией, была занята целая группа прекрасных, беспредельно преданных революционеров, большинство которых тогда или несколько позже погибло. Из этих товарищей я лично знал Андрея Пенева и Благоя Касабова, руководивших военно-организационной работой в округе; Григора Чочева, отвечавшего за бесперебойную работу «канала»; Бояна Папанчева, активиста военной организации, а впоследствии курьера Центрального Комитета, ездившего в Москву и обратно; Жечо Гюмюшева, тоже курьера Центрального Комитета. Среди этих товарищей был и Христо Боев, многократно преодолевавший неисчислимые опасности, пересекавший море, выполняя важные поручения партии.
