— Робер!
— Мосье Барзак!
Перед ним, улыбаясь, стоял отец Поля — Луи Барзак. Это был крупный, рослый человек, лет сорока пяти, светлые волосы, еще не тронутые сединой, были зачесаны назад; спокойные умные глаза глядели на Робера с ласковым вниманием.
— О мосье Барзак!
— Я рад тебя видеть, Робер. Мы прилетели сегодня с Мадлен на рассвете, и я только что заходил к тебе. И вот встречаю тебя на улице! Куда это ты так рано ушел из дому?..
— У меня было дело.
— Что за дело, Робер? — Барзак пристально поглядел на юношу. — И чем это ты так огорчен?
— Вот тетя Мари больна…
— Это мне известно, об этом писал мне Поль. Я спрашиваю, что произошло с тобой сегодня, сейчас?
— Право же, ничего. — Робер опустил глаза. — Ничего особенного…
— Ничего особенного?.. Что же, я не настаиваю, Робер, раз это твоя тайна. Но, быть может, я могу чем-нибудь помочь тебе?
— Благодарю вас, мосье, — сухо сказал Робер и сам удивился своему тону: видимо, новый друг отца вытеснил из его сердца мосье Луи.
Барзак нахмурился, поведение юноши казалось ему странным и непривычным. Всегда открытый и ясный, Робер сейчас что-то утаивал, и это «что-то», видимо, сильно тяготило его. Почему же он отмалчивается? Ведь после исчезновения отца он видел в нем, Барзаке, как бы своего опекуна.
— Поедем, Робер, к тебе домой, мне надо с тобой поговорить.
Барзак подозвал такси.
— Компьен, семнадцать.
В пути Барзак, чтобы расположить Робера к общительности, рассказывал ему разные эпизоды из своей алжирской жизни, но все усилия его были тщетны: Робер по-прежнему был замкнут и словно поглощен какой-то мыслью.
— Робер, я узнал кое-что о твоем отце… — начал Барзак, когда они очутились, наконец, одни в комнате юноши.
— Да, да, — с каким-то непонятным выражением произнес Робер, казалось, эта весть ничуть не обрадовала его.
— Мне стало известно, — продолжал Барзак, почти с испугом глядя на юношу, обнаружившего вдруг такое жесткое сердце, — что четырнадцатого марта — в день его исчезновения — неизвестные негодяи завлекли его в западню и увезли в Алжир. Это не первое их преступление такого рода. Местопребывание его держится в тайне, и мне не удалось пока напасть на его след. Ты понимаешь, конечно, какой опасности подвергается он сейчас, находясь в руках у этих злодеев…
Тут Робера оставила владевшая им апатия, лицо его прояснилось, он вскочил и радостно воскликнул:
— Да нет же, вы ошибаетесь, мосье Луи, отец находится среди друзей, в полной безопасности! Это так же верно, как то, что я стою сейчас перед вами! Но это пока тайна, очень большая и важная тайна…
— Что это значит, Робер?
Барзак в глубоком изумлении глядел на Робера, менее всего ожидал он такой реакции на свое печальное сообщение, в истинности которого у него не было ни малейшего сомнения.
— Я не имею права открыться вам, мосье Луи, но клянусь: это правда, святая правда! Я и так сказал слишком много, я дал клятву, что буду молчать об этом! И отец, право же, не в Алжире, он где-то тут, в самом Париже или под Парижем!
Барзак понимал, что столкнулся с чем-то очень серьезным, мимо чего нельзя пройти без внимания. Похоже, что кто-то и неизвестно с какой целью вводит в заблуждение Робера. Надо во что бы то ни стало сейчас же, не выходя из этой комнаты, добиться от Робера, чтобы он сказал всю правду.
— Тебя обманули, Робер!
— Да нет же, мосье Луи! — юноша снисходительно улыбнулся. — Вы сами отлично знаете этого человека… этих людей… Они друзья отца и ваши друзья! Ах, если бы я имел право сказать вам! Но я дал слово, мосье Луи, я поклялся! Поверьте мне, отец живет в хороших условиях, ему ничто не грозит, он даже работает над своей книгой…
— Робер, — очень серьезно, в какой-то гневной печали произнес Барзак, положил свои сильные руки на плечи юноши и усадил его на стул против себя. — Слушай внимательно, что я скажу тебе. Слушай меня так, как если бы моим голосом говорил с тобой твой отец. Он сейчас в грозной опасности, он в руках у таких же негодяев, какими были фашисты, гитлеровцы, терзавшие нашу родину. И он говорит тебе моими устами, Робер: тебя обманули! Ты очень молод, Робер, ты еще не знаешь, какие существуют слова, жесты, приемы, чтобы ввести в заблуждение такого неопытного мальчика, как ты. Тебя обманули, чтобы нанести вред твоему отцу, и твое молчание играет на руку этим негодяям, Робер! Ты молчишь — и тем самым невольно становишься их соучастником!..
— Нет, нет! — с болезненным надрывом, обличавшим его неуверенность, сказал Робер. — Не может быть, чтобы меня обманули, это такой человек… К тому же он все знает об отце, обо мне, он даже помнит покойную маму…
— Его имя, фамилия?
— Н-не знаю… Он сказал, что в интересах отца должен сохранить свое имя в тайне.
— Хорошо, Робер, допустим, что этот человек действительно друг твоего отца и желает ему добра. Допустим. Но этого человека ты видел один только раз, ну, два, три раза…
— Два раза.
— Два раза. А меня ты знаешь с того самого дня, когда впервые открыл глаза на мир. Ты знаешь, что я преданный друг твоего отца. Ты веришь мне, как своему отцу, как самому себе. Так ведь?
— Да, мосье Луи.
— Почему же ты не хочешь доверить мне то, что сказал тебе этот человек? Не думаешь же ты, что я разглашу его тайну во вред твоему отцу?
— Но я дал ему слово, мосье Луи.
— Да, да, ты дал ему слово, Робер! — с горечью повторил Барзак. — А допусти на минуту, что ты дал слово отпетому негодяю, подлому лжецу, который с какой-то темной целью уверил тебя, что твой отец в Париже, в безопасном убежище, среди милых друзей, в то время как он находится в алжирском застенке, в лапах у палачей-легионеров! — Барзак встал. — Я ухожу от тебя, Робер, и больше сюда не вернусь. Ты мне не помощник в деле спасения твоего отца. Ты пособник его врагов, и я порываю с тобой. Прощай, Робер!..
С этими словами Барзак шагнул к двери.
— Мосье Луи!..
Барзак не ответил, не оглянулся. И тут он услышал рыдание.
Все пережитое за несколько последних дней вдруг прихлынуло к сердцу Робера и вылилось в надрывном плаче.
— Робер, мальчик мой, успокойся!
Барзак обнял его своими сильными руками, чтобы унять дрожь, сотрясавшую все его тело, гладил его по голове, утешал ласковыми словами. Не прошло и нескольких минут, как Робер, успокоенный и словно омытый, очищенный пронесшейся над ним грозой, твердым голосом, во всех подробностях рассказал Барзаку обо всем, что произошло с ним с того мгновения, как он открыл дверь продавцу лекарств, румян и чернил для авторучек.
— Я пока ничего не могу сказать тебе, Робер, — в мрачной задумчивости произнес Барзак, когда юноша кончил свой рассказ. — Ясно одно: единственной целью этого человека было завладеть рукописью твоего отца. И этой цели он достиг. К сожалению, я никогда не интересовался геологическими исследованиями Анри в Экваториальной Африке — нас за последние годы связывали совсем другие интересы и дела. Но я знаю, что сам он придавал большое значение книге, над которой работал, она содержала, по его словам, важное открытие… Видимо, об этом проведали какие-то темные люди, какие-то круги, заинтересованные в открытии Анри. Они-то и подослали к тебе этого ловкого мерзавца. По всей вероятности, дело идет о месторождении ценных ископаемых, имеющих военное значение.
