— Я пока ничего не могу сказать тебе, Робер, — в мрачной задумчивости произнес Барзак, когда юноша кончил свой рассказ. — Ясно одно: единственной целью этого человека было завладеть рукописью твоего отца. И этой цели он достиг. К сожалению, я никогда не интересовался геологическими исследованиями Анри в Экваториальной Африке — нас за последние годы связывали совсем другие интересы и дела. Но я знаю, что сам он придавал большое значение книге, над которой работал, она содержала, по его словам, важное открытие… Видимо, об этом проведали какие-то темные люди, какие-то круги, заинтересованные в открытии Анри. Они-то и подослали к тебе этого ловкого мерзавца. По всей вероятности, дело идет о месторождении ценных ископаемых, имеющих военное значение.
— Но откуда же этот человек мог так много знать об отце, о маме, обо мне?..
— Нет ничего проще, Робер. Он, наверное, связан с полицией, а там имеются сведения о сотнях тысяч людей, которые считаются почему-либо подозрительными. Знал он, конечно, немного, но так умело жонглировал этими знаниями, что легко обошел тебя, мальчик.
— Да разве отец, мосье Луи, принадлежит… к подозрительным? В чем же могут они подозревать отца?
— Не будем сейчас говорить об этом, Робер. Придет время, и ты все поймешь! Могу только сказать тебе, что под т а к и м подозрением находятся сейчас лучшие люди Франции.
— Но что же теперь делать, мосье Луи? — в отчаянии воскликнул юноша. — Что будет с отцом? С его рукописью? Я так виноват перед отцом, так виноват! И затем еще эта коллекция минералов…
— Я не виню тебя, Робер. Где было тебе устоять против этого низкого человека, ведь для него ложь и обман — единственный способ существования! Уверен, что и отец не упрекнул бы тебя. Что же касается до этой маленькой коллекции, то вряд ли она представляла для отца особую ценность, раз он почти закончил свой труд. — Барзак помолчал раздумывая. — Этот человек, конечно, не явится сюда более.
— О, если бы он только явился! Я поднял бы такой шум, я уже не выпустил бы его… А что, мосье Луи, не заявить ли на него в полицию?
— Бесполезно, Робер. Эти люди тесно связаны и с полицией и с разведкой. Своим заявлением ты только привлечешь их внимание к делам и обстоятельствам, о которых они пока лишь подозревают, и этим можешь повредить отцу. Да и другим тоже… Итак, Робер, надо запастись выдержкой и терпением. Быть может, в Париже мне удастся узнать то, что не удалось в Алжире: где держат они в заключении твоего отца? Тогда я вернусь в Алжир, чтобы связаться с ним и по возможности помочь ему. Надеюсь, ты сегодня будешь у нас? Поль ждет тебя.
— Обязательно приду, мосье Луи!.. Я еще хотел спросить вас…
— Да, Робер?
— Как мне быть с этими деньгами? Они отвратительны мне.
— Спрячь их, Робер, подальше, когда-нибудь они, возможно, послужат вещественным доказательством, на них, вероятно, имеются отпечатки пальцев этого негодяя. У меня сейчас много денег, и я смогу на несколько месяцев обеспечить тебя и тетю Мари. Молчи, молчи, ни слова об этом!..
Едва ли возможно найти на земле настолько уродливого или дурного человека, который не пользовался бы чьей-либо любовью. Было такое любящее существо и у Эмиля Брокара. Это была подруга его юных лет, давно им оставленная, но хранившая ему безупречную верность. Немолодая женщина, одних лет с Брокаром, она прожила трудную, одинокую жизнь и давно утратила всякую привлекательность, если когда-нибудь и обладала ею. Будучи юной дочерью квартирной хозяйки, у которой Брокар в студенческую свою пору снимал комнату с пансионом, она привязалась к нему на всю жизнь, считала его лучшим и величайшим из людей и глубоко верила, что человечество когда-нибудь оценит Брокара и воздаст ему должное. Эта вера с годами ничуть не поблекла, она горела в душе Жанны Бове — так звали бывшую возлюбленную Брокара — ровным, немигающим пламенем.
Когда Брокар, одетый с иголочки, вошел в ее маленькую, опрятную квартирку, Жанна строчила что-то на пишущей машинке. Худая, с бледным, как бы меловым лицом и погасшими глазами, она в смущении поднялась ему навстречу, и щеки ее чуть порозовели от волнения.
— Здравствуйте, мосье Эмиль.
— Здравствуй, Жаннетта, — холодно отозвался Брокар.
Он бывал у нее не чаще нескольких раз в год, и всегда с каким-нибудь делом. Но надо отдать ему справедливость: как бы велика ни была у него нужда, он никогда не брал у Жаннетты денег, хотя она пои всем своем скромном достатке всякий раз под тем или иным предлогом пыталась вручить ему двадцать-тридцать франков.
— Жаннетта, — сказал Брокар, усаживаясь на старенький диван, обтянутый чистым, накрахмаленным чехлом, — Жаннетта, выслушай меня внимательно. Вот эта рукопись, — Брокар извлек из школьного портфеля Робера рукопись инженера Картье и помахал ею в воздухе, — представляет для меня громадную, исключительную ценность, Я писал ее целых двадцать лет, я отдал ей лучшие годы моей жизни. В ней заключено научное открытие, которое должно обогатить меня и прославить. Но есть люди, заинтересованные в том, чтобы открытие мое никогда не увидело света. Это сильные и опасные люди. Они способны выкрасть мою рукопись или отобрать ее под каким-нибудь предлогом. Схорони у себя этот портфель с рукописью как можно подальше, пока я не приду за ним. Не выдавай его никому, даже если тебе предъявят собственноручное мое письмо. Знай: у тебя не было и нет никакой рукописи, тебе ничего неизвестно о ней, ты не виделась с мосье Брокером много лет… Понятно?
— О, мосье Эмиль, я всегда верила в вас, я всегда знала…
— Я спрашиваю тебя не о том, Жаннетта, — жестко сказал Брокар. — Я спрашиваю, поняла ли ты все, что я сейчас сказал тебе?
— Конечно, мосье Эмиль, я все поняла и все сделаю, как вы приказали. Я подниму половицу на кухне под шкафом, и никто никогда…
— Мы сделаем это вместе и сейчас же, — прервал Брокар. — Дай мне стамеску, и пройдем на кухню!..
Брокар, опустившись на корточки, молча орудовал стамеской, а Жанна стояла над ним, время от времени приговаривая:
— Ах, мосье Эмиль, позвольте мне! Право, это для вас не дело…
— Молоток!
— Пожалуйста, мосье Эмиль, но, право же…
Брокар приколотил половицу на старое место и надвинул на нее тяжелый кухонный шкаф. Все! Теперь у него сердце спокойно: из Жаннетты и пыткой слова не вытянешь…
— Прощай, Жаннетта.
— Ах, вы уже уходите, мосье Эмиль! Может быть, чашечку кофе…
— Нет, Жаннетта, я тороплюсь.
— Ну, конечно, конечно, я понимаю… Но, может быть, вам нужно немного…
