— И что ты теперь можешь мне сказать, чем меня испугать? Смертью? Да, я боюсь смерти, но только потому, что умерев, не смогу отомстить за свой род.
— Ядрей, я не знала всего этого, — только и нашла, что сказать Синга. — Мой отец, он честный воин, он не убивает детей и женщин.
— Это тебе хочется так думать, и верить в это. Честных воинов не бывает. Какая разница кого убивать, женщину, мужчину, ребёнка. Не ты даёшь жизнь и не ты вправе её отбирать. Только Боги властны над нами, и мы сами. Но есть убийства, освящённые Богами, это убийства возмездия. И только поэтому я до сих пор жив, потому, что меня охраняют Боги, именно им угодно, что бы я отомстил за свой род. И я исполню волю Богов.
— Значит, ты убьёшь меня? — Девушка в ужасе смотрела на Ядрея.
— Нет, — немного подумав, ответил парень, ты ничего плохого не сделала.
— Тогда кого? Моего отца, Сигурда, Крохара?
— Я ещё знаю. Но я должен отомстить за свой род, и спасти своих сестёр.
— Ты в этом уверен? А может у тебя совсем другое предназначение на этой земле?
— И какое? Ты что ли читаешь книгу предназначений?
— Нет, я не читаю, но я знаю, кто читает. Хочешь и ты узнаешь?
— Хочу.
— Тогда пошли со мной. Если конечно не боишься.
— Я мужчина, и я, ничего не боюсь, — зло ответил Ядрей.
— Тогда, завтра утром, я зайду за тобой, — девушка, спрыгнула с дерева и побежала в деревню, — будь готов, — крикнула она оглянувшись.
— Куда пойдём? — Крикнул Ядрей в ответ.
— Там увидишь, — отозвалась Синга.
Луна ярко освещала зимний лес. Синга пришла очень рано, в это время вся деревня ещё спала, она тихонько пробралась в кузню, разбудила Ядрея, протянула ему кусок холодного мяса.
— На, ешь и пошли, дорога у нас дальняя, да и не нужно, что бы кто-то видел, что мы с тобой в лес пошли.
И вот теперь они шагали по лесу, Синга впереди, Ядрей за ней следом.
— Не боишься, что заведу тебя и брошу? — Обернулась девушка к парню.
— Чего мне бояться? Я вырос в лесу, да не в таком, как у вас.
— А в каком же?
— У нас лес густой, часто совсем непроходимый. Ели растут высокие, не то, что ваши квёлые.
— Интересно, и что ты там, в лес ходил, что делал?
— Летом, грибы собирали, ягоды, охотились. Зимой, правда тоже охотились, но ещё и дрова заготавливали. Лес валили, на дома.
— И та всем этим занимался?
— Я нет, я только ягоду, грибы собирал, на охоту иногда ходил, а так я больше с дедом в кузне пропадал.
— Значит, права я была, умеешь ты много больше, чем наш дядька Крохар.
— Умею, да тебе какое до этого дело?
— А вот придём на место, тогда и узнаешь.
Девушка замолчала и дальше шли в полной тишине, только снег скрипел под ногами да похрустывали ветки. Дорога была тяжёлой, тропа среди болот, известная немногим почти не просматривалась, и Ядрей вообще не понимал, как Синга здесь ориентируется, как умудряется обходить, не замёрзшие зимой трясины. Наконец они выбрались из болот, впереди, на небольшом пригорке виднелся домик, больше напоминавший высокую землянку.
— Вот и пришли, давненько я здесь не была. Пойдём скорее, старуха раба будет нас видеть.
— Почему нас? Она меня даже и не знает.
— Нас, потому, что ты пришёл со мной, а она знает, я лихого человека не приведу, да и знает она тебя.
— Откуда?
— Она у нас в деревне бывала и прошлой зимой и этим летом. Она всех знает, и про всех. Пойдём, обогреемся возле очага.
Она пошла быстрее и вскоре они уже стояли у дверей хины, девушка без стука вошла в середину. Маленькие окна, насилу пропускали и без того тусклый свет, чуть поднявшегося над горизонтом солнца. В углу горела лучина, освещая комнату нереальным, мерцающим светом. Немного света добавлял огонь из открытого очага, над которым висел, казан, там кипела похлёбка. По всей комнате были развешаны всевозможные травы. Пучки свисали с потолочных балок, висели на стенах, и просто на верёвках, натянутых поперёк комнаты. Весь дом был просто наполнен ароматом сушеного разнотравья, и ещё чем-то совсем не знакомым Ядрею, от этого запаха слегка кружилась голова, и становилось покойно и радостно на душе.
В дальнем углу послышалось шевеление, оттуда появилась старуха. Она была худая, невысокого роста, сгорбленная от времени, но на морщинистом лице жили, казалось совсем отдельной жизнью молодые, полные задора и интереса к пришедшим глаза.
— Синга, молодец, что пришла, — произнесли скрипучим голосом старуха, — проходи, присаживайся, сейчас будем обедать, я грибную похлёбку варю.
— Я, тебе бабушка. Вот мяса принесла и рыбы, — сказала девушка, снимая с плеч мешок и ставя его на скамью, возле стола.
— Мясо, это хорошо, спасибо, а вот рыбу не нужно было нести, ты же знаешь, я ловлю сама, в пруду, позади хины.
— Так это рыба из белого моря, у тебя здесь не такая.
— Ладно, спасибо, что не забываешь старуху. Проходи, присаживайся и суженого своего приглашай.
— Что ты такое говоришь, бабушка, какой он мне суженый? — Смутилась девушка, — это я так его взяла, чтобы не скучно идти лесом было.
— Я говорю, то, что знаю. Ну, что стоишь, иль у тебя дело ко мне?
— Да, нет, нету у меня никакого дела, так пришла просто проведать.
— Коль просто проведать, тогда к столу, — категорично заявила старуха, — поедим, а уж потом и все дела.
— Проходи, садись за стол, — приказала Синга шёпотом Ядрею, — всё равно она не успокоится, пока нас не накормит.
— А зачем мы вообще пришли сюда? — Так же шёпотом спросил парень.
— Потом узнаешь, всему своё время.
— Что вы там шепчетесь, что от меня скрывать надумали, — заинтересовалась старуха.
— Нет, ничего бабушка, мы за стол садимся.
Они скинули верхнюю одежду и прошли вглубь дома, к столу, на котором уже стояли три миски. Старуха сняла с огня казан и поставила его в центре стола, налила каждому в миску густой, ароматной похлёбки. Здесь на севере люди не выращивали хлеб, да и не привозил ни кто сюда, ни зерна, ни муки. Поэтому и хлеб здесь не ели. Но к удивлению Ядрея, старуха достала и положила на стол булку свежего чёрного хлеба, отрезала несколько больших ломтей и раздала гостям, аромат моментально наполнил хижину, напоминаю парню родной дом. Он взял ломоть и, поднеся к лицу, глубоко вдохнул, закрыв от удовольствия глаза. Старуха внимательно наблюдала за парнем. Так он сидел некоторое время, вдыхая запах дома, пока старуха не прервала его воспоминания.
— Что задумался милок, кушай, не мечтай, мечтать потом будешь. Видать давненько ты хлеба свежего не едал?
— Да, давно, считай год уже. Здесь люди его не растят. Откуда у тебя, бабушка, среди болот свежий хлеб?
