мелочи, железо, кроме лопат и топора, чтобы не растерялись, сложил в баке, который поставил на сани. Пристроил рядом, как можно плотнее, остальные предметы, накрыл развёрнутой подстилкой, сверху положил немного раскрученный сверток полиэтиленовой плёнки и вторые лыжи. Отошел, посмотрел. Огромный рюкзак с подвязанным топориком, лопаткой, чайником и валенками выглядел страшно. Сани смотрелись лучше, но они были очень-очень огромными. Хотя верх их из-за чехла от палатки, канистры, подстилки и прикрывающей пленки выглядел почти плоским и смотрелся даже красиво. Закончив сборы, бросил двухсотграммовую гирьку в рюкзак:
– Если дом сгорит, весы, может быть, останутся целыми … хотя, кому они теперь будут нужны… Оставил их на снегу, перетащив подальше от горящего дома.
Вспомнил, что надо хорошо поесть. Побежал в «гостиницу», поглядывая наверх и уклоняясь от искр и головешек. Нашёл в опрокинутом столе три целых сырых яйца и недоеденный кусок хлеба. С сожалением посмотрел на остающиеся в горящем коридоре два круглых килограммовых хлебных каравая и решётку с куриными яйцами. Очень бы не помешали, но уже некуда. Увидел в снегу пустые бутылки от пепси-колы:
– Хорошая тара и, главное, ничего не весит. Взял все засыпанные четыре двухлитровых бутылки и обнаруженную пол-литровую. – Можно носить в них воду.
Выбежал. Около саней, выпил сырыми три яйца, открыл и съел банку свиной тушенки с хлебом, может быть последним в своей жизни. Чай кипятить было уже некогда, съел на бегу, болтавшийся в кармане апельсин.
– А что я буду есть в дороге? А сразу после неё? – вдруг осенило его, – мне ведь некогда будет охотиться, а на соснах булки не растут… Он кинулся назад, схватил решётку с восемью яйцами, оба каравая хлеба и кусок сала: всё, что оставалось на нижней полке в коридоре. Там же в углу увидел запечатанную пачку какой-то крупы. Прихватил и её. Подбежал к весам и перевесил все продукты, чтобы позже определить количество порций и дней, которые можно на них продержаться. Отнес все к саням и затолкал по свободным щелям. Отвязал от рюкзака малый топорик, быстро решил, что обойдётся большим, положил вместо него крупу и сало. Поставил на весы – тридцать килограммов с третью – это допустимая «норма».
От жара в дизельной канистра с бензином раздулась и лопнула. Раздался взрыв, пламя взметнулось вверх, и дом полыхнул костром. Почти следом за канистрой взорвалась ёмкость с соляркой, которой не хватало последнего штриха. Теперь уже настоящий костер мог по цепочке перекинуться на остальные дома усадьбы. Через калитку, прорезанную для подхода к цистерне с горючим, Никита отнес за забор рюкзак. Расширив проход в калитке, вернулся к саням и почти бегом оттащил их к рюкзаку.
Глава 3
. Бегство.
Трудности движения. Сушка одежды, приготовление пищи. 2 ночёвки. Выбор стационарной стоянки. Ночёвка. Сбор оставленных вещей.
После удара прошло около трёх часов. Разрушенные дома на другой стороне балочки почти догорели, а более крепкие, которые устояли при ударе, начинали разгораться. Усадьба тоже горела.
В лесу одни деревья, отдав огню свои иголки и сухие ветки, затухли, у других, с различной интенсивностью разгорались стволы. В общем плане море огня расширялось: образуя на большой площади поле горящих «свечек», суживая до минимума проход по которому Никита недавно уходил.
– Успел! – Радовался Никита. – Но надо спешить: «удар» может повториться где угодно, но, пожалуй, опаснее всего находиться именно здесь.
Посмотрел на часы – 10-30.
– Если это радиация, то, сколько же я уже нахватал рентген за то время, которые мечусь здесь?… Бежать!
Натянул поверх верёвки рюкзак – сейчас он показался намного тяжелее, чем при первой примерке – расправил вожжи, сдернул сани и медленно зашагал к просвету в горящих деревьях, издалека высматривая пути обхода проталин…
– А зачем я тащу рюкзак на себе? – Пройдя два десятка метров, подумал Никита.
Остановился, снял из-за спины тридцатикилограммовый груз и пристроил его между лыжами на санях. Привязывать не стал: рюкзак тяжёлый, а резких поворотов он делать не собирался.
Чтобы в будущем можно было впрягаться в сани, не снимая рюкзак, Никита разрезал вожжи посередине. Теперь, при надетом рюкзаке достаточно подтянуть их концы и связать на груди, а при остановке просто развязать и бросить к ногам…
Идти стало легче: на плечи ничто не давило. И, хотя сани потяжелели в полтора раза, но тяжесть оставалась где-то сзади и ощущалась только через веревку, натяжение которой по желанию можно ослаблять, уменьшая скорость, или вообще моментально прекращать, останавливаясь для отдыха.
Напряжения вначале он почти не чувствовал, вернее, не думал о нём. Мыслей, вообще, не было. Шевелилась только одна, до конца не сформировавшаяся, существующая независимо от желания, но руководящая всем его существом: «скорее», требовала она, прибавляя силы.
Огонь вокруг, не утихал, а даже как будто даже разрастался. Проход, по которому Никита «бежал» сейчас, постепенно сужался, растапливая снег на проходе и засыпая его обгоревшими ветками и сажей. В некоторых местах слившиеся проталины образовывали обширные пятна чёрной земли, которые приходилось «объезжать», а иногда даже тянуть сани по земле, подсыпая снегу, (хорошо, что лопата была близко).
– Надо спешить, – периодически «приказывал» себе Никита, и ему казалось, что во исполнение этого приказа, он «прибавлял шагу».
Но это только казалось: прибавлять практически было невозможно, так как скорость уже достигла предела.
За целый час он протащил сани всего около половины километра. Это был самый трудный участок: огонь, сажа, земляные проплешины и … паника. Хорошо ещё, что место было ровным… Прошел суживающийся в огне проход и увидел, что полосы пожара начинают расходиться. Горящих деревьев стало меньше, снег чище, а местами просматривалась недавняя лыжня.
Пройдя проход, Никита остановился отдохнуть и вдруг почувствовал, что сильно вспотел. Испугался:
– Постою, тело остынет, а одежда останется мокрой. В результате – простуда… Без укрытия, тепла, запаса продуктов.
Это был новый повод для паники, но выход напросился сразу:
– Дойти до сумки, развести костер, переодеться и высушить одежду… Осталось не очень много. К тому же теперь можно идти на лыжах.
Снял их с саней, прикрепил крепления к сапогам, связал на груди концы верёвки, взял в руки палки, уперся ими в снег, слегка наклонился, и рванул сани. Лыжи скользнули, но… назад. Поменял лыжи. Крепче уперся палками в мёрзлую землю и повторил рывок. Сани сдвинулись, и он с трудом, с пробуксовкой, пошел.
Через 20 метров, понял: так дело не пойдет. Очень много сил и времени тратится на такое движение.
– Снег неглубокий, – подумал Никита, – его едва хватает, чтобы сани не царапали землю. По такому снегу можно идти в сапогах. Снял лыжи, уложил их на прежнее место, впрягся и пошел дальше. По чистому снегу сани заскользили охотнее.
Почти горячее тело под полушубком сохраняло при движении теплоту одежды, и она не остывала.
Наконец, безмерно устав, добрался
