class="p1">— Это анекдот? — спросил Роман.
— Нет, почему же, профессора, особенно умные, любили подшутить. Ну вот, теперь можно идти искать древние мослы. Знаете, хожу туда почти каждый день и всегда чувствую волнение: вдруг да сегодня попадётся что-то необыкновенное? Азарт кладоискателя, а в данном случае клад этот может оказаться куда значительнее, нежели пиастры или фунты стерлингов. Вот увижу белое пятно в забое — и так забьётся сердце: что там, какой зверь, в какой сохранности? А вдруг да такой, что и науке неизвестен? Хотя фауна четвертичного периода хорошо изучена и сюрпризов ждать нечего. Получается, сам себя обманываю.
— Вы, наверное, очень увлечённый человек? — заметил Степан. — Даже по интонации голоса это заметно.
— А как же иначе, быть равнодушным ко всему на свете? А для чего тогда и на свет родиться?!
— Ну, люди гонятся за богатством, за золотом, а тут всего-навсего кости.
— Кости, это верно, — согласился Станислав, — а бывает обломок кости дороже золота. Вы же знаете, по обломку черепа учёные определяют, как и когда появился человек, как он развивался. Это же страшно интересно. Сто раз повторюсь: это захватывающее и волнующее занятие, напоминающее кладоискательство.
— Стёпа, перестань ерундить! — одёрнула брата Надя. — Вы, Станислав, не слушайте его. На самом деле ему всё это безумно интересно и нравится ваш рассказ. Это он у нас бывает такой вредный, когда хочет узнать побольше.
Вдруг лицо Станислава озарила улыбка, он как-то оживился и с пафосом произнёс:
— Пиастры, дукаты, гульдены и фунты стерлингов! Что может быть слаще звуков, когда произносят эти слова? Знакомо ли вам, господа, волнение кладоискателя, когда лопата звонко стукается о заржавленную крышку ларца, сундука или глиняного кувшина, рассыпающегося от старости и хранящего тайны веков? Знаком ли вам трепет и стук собственного сердца, когда вы со скрипом открываете заржавленную крышку ларца, набитого золотыми монетами, тускло блестящими в ночном лунном свете? Ох уж эти кладоискатели! Одни мечтают найти своё сокровище, заключающееся в редкой бабочке, другой — в необычном растении или впервые увиденной птичке. И разве это плохо — восторгаться и радоваться чему-то необычному и всё время познавать неизведанное? Итак, если вы чувствуете волнение, тогда быстрее в путь, за поиском сокровищ!
По дороге Станислав продолжил свой рассказ:
— Четвертичный период, а в нём плейстоцен, — последний в геологической истории земли, закончившийся двенадцать тысяч лет назад. По всей Сибири, да и в Европе фауна плейстоцена хорошо известна. Тогда обитали крупные млекопитающие, обросшие густой шерстью, хорошо приспособленные к жизни в суровых условиях. На них охотились древние люди. Кроме упомянутых мамонтов, шерстистых носорогов и бизонов находятся останки гигантских оленей, верблюдов, пещерного медведя, ископаемых лошадей. Чаще всего костяки попадаются на глубине пятнадцати — двадцати пяти метров, — продолжал Станислав. — Я подсчитал: если предположить, что годовое наслоение наносов составляет один миллиметр, то и возраст находок соответствует примерно двадцати тысячам лет. Глубже тридцати метров в красных неогеновых глинах попадаются окаменелые, минерализованные кости, очень тяжёлые. Но таких мало. Одних только мамонтов в нашем карьере были десятки. Но сколько именно — один десяток, два — сейчас сказать невозможно. Почти всё вывезено в отвалы. Мне даже во сне иногда снятся сцены из прошлого. Слышу трубный рёв мамонтов, убегаю от саблезубых тигров и носорогов. Чаще же грезятся картинки с торчащими из земляных забоев костями невиданных, диковинных зверей. Я ковыряю глину, и обнажается огромный костяк: рёбра, позвонки, даже бабки, размером с котёл. Всё время интригует тайна: а что ещё хранится в глубине? Конечно, возникает вопрос: почему находок так много?
— Да, действительно, почему так много? — заинтригованный рассказом, спросил Рома.
— Я где-то читал, что существуют слоновые кладбища, — вставил Стёпа. — Когда слон чувствует свою смерть, он идёт и умирает там, где лежат останки его предков. Может, и у вас так?
— Это, скорее всего, красивая легенда, — отозвался Станислав. — В Зыряновске всё можно объяснить по-другому. Животные паслись на склоне горы, погибали, а кости их, смываясь водами в грозу или весной, накапливались по дну лога. Этот лог тянется через весь карьер метров на триста, здесь кости и находятся.
— Это же сколько было животных и как они выживали в нашу зиму, когда морозы под сорок и жрать нечего, вокруг один снег? — удивился Стёпа.
— Да, это верно, — согласился Станислав. — Я сам над этим задумываюсь. На одних древесных ветках, как зимуют лоси, мамонту не прожить. Да и мороз в сорок градусов, я думаю, ему не выдержать. Потому и вымерли, что климат изменился — стал более суровым.
— А что это за гидромеханизация и для чего она? — поинтересовался Роман, когда уже подходили к карьру.
— А тут история такая. В южной части карьера мощность рыхлых отложений доходит до пятидесяти — ста метров. В обводненных суглинках тяжёлые экскаваторы тонут, глина налипает в ковшах и кузовах самосвалов. Вроде бы ерунда, а очистка их стала настоящей проблемой — вот и придумали разрабатывать рыхлые отложения с помощью гидромеханизации. Суглинки и глины стали размывать из гидромониторов сильной струёй воды. Размываемая глина вместе с водой стекает в зумпф — это такая яма, — а отуда насосом по трубам подается в гидроотвал.
Брандспойт, вроде как у пожарных, называется гидромонитором. Представляете, один такой монитор делает работу за целый трёхкубовый экскаватор, и не надо самосвалов, чтобы вывозить породу, ни дорог, но вместо всего этого приходится прокладывать трубопроводы. В забоях гидромеханизации намного легче отыскивать и раскапывать кости — там всё на виду. Вот мы сейчас и идём всё это смотреть. Сами увидите, как всё это интересно!
— И как это вы успеваете вести участок и кости собирать? — спросил Роман.
— А вот как хочешь, так и успевай. Всё за счёт скорости и молодых ног. Выкроишь полчаса — и бегом в забой гидромеханизации. А там всюду вода, болото, целые озёра и реки. Вместе с пульпой кости несёт в водосборник, а оттуда насосом в гидроотвал. Не успеешь собрать — значит, потеряно безвозвратно. Но всё же я успел кое-что собрать, что вы и видели в конторе. Кроме того, много из мной собранного увезла сотрудница палеонтологического отдела Академии наук Казахстана Болдырган Кожамкулова. Несколько дней она ходила в карьер, набрала ещё и много такого, чего я и не замечал, в частности крохотных костей мелких грызунов. Всего видов ископаемых животных оказалось около двух десятков. Мамонта она назвала южным слоном и, с чем я не мог согласиться, возраст находок определила в десять тысяч лет. Я думаю, что им раза в два больше.
