— Это уж мои заботы! — заверил его Кроненберг. — Я же тебе говорю, мы с главным живем душа в душу, соображаешь?
— А что мне нужно будет делать?
— Да ничего особенного, иногда вынести пару горшков, вставить в задницу пациенту термометр, и всего дедов. Да ты и сам все понимаешь. И потом — в России — черт его знает, как там все обернется! Но тут уж ничего не попишешь! Согласен?
— Гор–шки! — по складам задумчиво произнес Дойчман.
— А что? Может, тебе не нравится? Тогда прошу — ты уже оклемался, так что твой друг Крюль ждет не дождется тебя!
— Можно еще выпить? — попросил Кроненберга Дойчман.
Необходимо выдержать паузу. «Горшки!“ — с содроганием подумал он. И термометры в анус, тут уж ничего не попишешь.
— Ладно, — опрокинув еще рюмку, согласился Дойчман. — Горшки так горшки.
На следующее утро он уже помогал санитару Кроненбергу измерять температуру и выносить и ополаскивать горшки. С некоторой озабоченностью Дойчман заключил, что Кроненберг был не прочь почесать языком, но не поработать. Но в остальном это был человек добродушный, приятный в общении, никогда не орал, не рычал, короче говоря, с ним можно было вполне сносно сосуществовать. Не говоря уже о том, что в медпункте было куда спокойнее, чем сносить издевательства Крюля на плацу. Причем выигрывали оба: Дойчман наслаждался покоем медпункта, Кроненберг был избавлен от досадной необходимости опорожнять ночные вазы, заполучив к тому же в качестве помощника настоящего, квалифицированного специалиста. Кем был он, Кроненберг? Несмотря на ускоренные курсы санитаров, он как был, так и оставался ремесленником из Вестфалии, каких тысячи и который, в принципе, мог все, если требовалось поработать руками. Что же касалось серьезных заболеваний, на этот случай наготове был доктор Дойчман.
Вечером Кроненберг переговорил с штабсарцтом д–ром Бергеном. Будучи человеком хитроватым, он решил начать издалека.
— Как я понимаю, герр штабсарцт, тот сердечник из 3–й палаты — случай серьезный?
— С чего бы это?
Доктор Берген оторвал взгляд от пачки карточек. Он педантично представлял ежедневный рапорт, который, конечно же, никто не читал и который потом пылился в шкафу среди других никчемных бумажек.
— У него снова приступ? В таком случае дайте ему миокардон.
— Так точно.
Кроненберг взглянул на записи. Так, аппендицит в 4–й палате. Перевод в госпиталь в Познани по поводу эктомии.
— Да, герр штабсарцт, тут есть еще один вопрос.
— Слушаю вас.
— Рядовой Эрнст Дойчман как нельзя лучше подошел бы нам. Нам необходим еще один человек. Так сказать, вспомогательный персонал. Вы же видите, что к нам постоянно поступают все новые и новые больные из рабочей команды. Скоро уже класть некуда будет. И мне одному…
Тут он осекся и стал оправдываться:
— Разумеется, я в состоянии и сам справиться. Но иногда, если случай безотлагательный, приходится разрываться. К тому же теперь, когда нас перебрасывают в Россию…
О том, что Эрнст Дойчман — врач и опытный специалист, Кроненберг благоразумно умолчал.
— Хорошо. Я поговорю с командиром. Из какой он роты?
— Из 2–й, герр штабсарцт.
— Ладно. А теперь прошу вас оставить меня в покое, Кроненберг!
Доктор Берген снова склонился над рапортом, а Якоб Кроненберг, молодцевато откозыряв, удалился. Правда, только после того, как убедился, что доктор Берген сделал карандашом пометку: «Эрнста Дойчмана из 2–й роты помощником санитара“.
— Надо уметь подойти к людям, — хвалился потом Кроненберг в разговоре с Дойчманом. Они сидели у окна, и санитар медпункта посвящал своего помощника в таинства игры в «двадцать одно“.
— Я так и сказал ему: «Дойчман переходит к нам, герр штабсарцт. Или я ухожу от вас!“ Так и заявил.
Тут Кроненберг выразительно поглядел на своего визави, чтобы убедиться, возымела ли его фраза действие. Дойчман, как и положено, изобразил удивление.
— И он тут же согласился! — добавил Кроненберг.
И пару минут спустя со вкусом щелкнул картами по столу.
— Двадцать одно!
В общем, вечер удался.
На следующий день 1 — я и 2–я роты паковались. Приказ так и не претерпел изменений — сначала 1–я и 2–я роты, пять дней спустя — 3–я и 4–я, штаб батальона и медпункт, получивший теперь куда более солидное название «госпиталь“. Эрнст Дойчман, новоиспеченный помощник санитара, продолжал числиться во 2–й роте, что обер–фельдфебель прокомментировал следующим образом: «Каков субчик! Успели научиться, как отвертеться от настоящей службы! Но ничего, вы у меня еще попляшете!“
На что Дойчман, который на самом деле схватывал тонкости армейской жизни на лету, спокойно ответил:
— Смею вам напомнить, герр обер–фельдфебель, что отныне я подчиняюсь непосредственно герру штабсарцту и герру командиру батальона.
— Довольно языком трепать! — рявкнул в ответ Крюль.
Но этим и ограничился, поскольку, с одной стороны, Дойчман был прав, с другой — потому что предстояла отправка в Россию. Чем черт не шутит, может, именно этому паршивому интеллигентишке придется накладывать ему, Крюлю, первую повязку и впрыскивать противостолбнячную сыворотку. Или выносить с поля боя! Во взводе же «повышение“ Дойчмана восприняли неоднозначно. Кое–кто завидовал, другие желали ему удачи, а Шванеке заявил следующее:
— Лихо ты вертанул хвостом. Очень хорошо поступил. Это здорово повышает наши шансы, вот что я тебе скажу!
— То есть? — не понял Дойчман.
Но Шванеке решил промолчать, лишь загадочно ухмыльнулся и подмигнул ему. Якоба Кроненберга пока что оставляли при медпункте, он отправлялся через пять дней. Штабсарцт д–р Берген ежечасно названивал в санитарное управление в Познани и требовал соединить его с самим генералом медслужбы.
— Мне необходим ассистент! — разорялся он. — Что мне, в России одному придется со всем справляться? До сих пор под моим началом был всего лишь медпункт, а на фронте? Когда начнут поступать раненые? В таких условиях я не могу гарантировать надлежащее медицинское обслуживание без помощника!
В Познани, судя по всему, понимали и пообещали д–ру Бергену ассистента. Но штабсарцт чувствовал, что это пустые обещания, как бывало не раз. И пока что канцелярия укладывала личные дела, солдатские книжки и другие важные документы в огромные обитые жестью ящики. Кое–что упаковывали в деревянные и картонные ящики, которые потом перевязывали толстым шпагатом и делали на них пометки тушью. В канцелярию зашел обер–лейтенант Обермайер.
— Ну, что новенького, Крюль? — спросил он.
— Нет, все по–старому, герр обер–лейтенант. Подготовка к отбытию идет по плану и к 20.00 будет завершена.
