- Понял, - хмурясь, отозвался Амин. - А ты…
- А я жду тут, - перебил мальчик. - Мне к Вадду нельзя, стоит мне там появиться, он быстро в своё царство спустится - крылом махнуть не успею… Всё, ты закончил? Ну, тогда вот, держи.
Амин уселся на пол, осторожно взял чашу с горячим отваром. Попробовал, скривился.
- До дна, - приказал Валид, - ты всё запомнил, что я сказал?
- Да, - обречённо вздохнул Амин, чувствуя, как с каждым глотком на него наваливается чудовищная усталость.
- Ну, тогда до встречи, - усмехнулся мальчик. - Передавай старухе привет.
Это было последним, что Амин услышал, заблудившись в сгустившемся вдруг тумане.
***
Песок был мелким, прохладным и удивительно приятным. Амин по щиколотку утонул в нём и залюбовался нежно-серебристым сиянием, исходящим от каждой песчинки.
Барханы змеями извивались, наползая друг на друга. Юноша с удовольствием вдыхал свежий, прохладный воздух, наслаждался приятной нежностью песка - не жёсткого, кусающего, как обычно, а мягкого, словно дорогая перина.
Шаг, второй. Зачем он вообще идёт? Куда?
Порыв ветра подтолкнул в спину, и юноша сам не заметил, как очутился на вершине холма. Амин выпрямился, отдышался и замер, открыв рот.
На безоблачном и безлунном небе танцевали звёзды - маленькие алмазины искрились, постоянно перемещаясь, выводя какой-то свой загадочный узор, меняющийся как в калейдоскопе. Внизу им вторил песок, искрящийся, точно чешуя или блики на тёмной воде.
Ветер, снова загудев, толкнул Амина. Скрипнули песчинки, напомнив чей-то давно… очень давно слышанный голос…
Амин вздрогнул, тряхнул головой. Он… зачем он здесь? Он…
Пустыня звала. Мягко, нежно, как голос матери. Уговаривала остаться, махнуть на всё и просто наслаждаться долгожданным покоем. Ведь он заслужил… Нет?
Песок заскрипел под ногами, и Амин словно очнулся. И тут же будто из-под земли перед ним возник шатёр. Тёмный полог приглашающе распахнулся.
Юноша в последний раз оглянулся и решительно шагнул внутрь.
Здесь тоже не было темно. Скорее сумрачно. Не горела стоящая посреди циновки лампа, и хвала Аллат, потому что освещала бы она…
Амин непроизвольно схватился за рот и шагнул обратно. Чашечки и мисочки, расставленные по всем традициям бедуинов, оказались сервированы гниющими объедками. Заплесневевший шакр, мясо с копошащимися в нём червями, протухшая вонючая вода…
- Ас-саляму алейка, - раздался позади тихий голос.
Амин обернулся и с криком отшатнулся.
Сгорбленная старуха с интересом уставилась на него пустыми алыми глазницами. И, шагнув ближе, шумно принюхалась.
- Уа-алей…кум… ас-са…лям, - дрожащим голосом с трудом произнёс юноша, упираясь спиной в “стенку” шатра.
Старуха уткнулась в его грудь крючковатым полуистлевшим носом и хрипло засмеялась.
- Чую, чую… живой дух… Сайеда тебя провожала?
- Что? - выдохнул Амин.
- Я слышу, - каркнула старуха. - Запах её… слышу… Ну, говори, путник, зачем пришёл?
- Я, - вздрогнул юноша. - Я.., - и выпалил совсем не то, что собирался: - Накорми меня!
Старуха отступила.
- Уж готов для тебя пир, - улыбнулась беззубым ртом. - Присаживайся.
Амин сел. И с ужасом уставился на ближайшее к нему блюдо - человеческие пальцы. Тоже полуистлевшие.
- Сам захотел, - словно бы в насмешку заметила старуха.
Амин оглядел “стол”, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Взял дрожащими пальцами кусок гнилого хлеба и, морщась, закрыв глаза, откусил, убеждая себя, что это лучший пирог его кормилицы.
По вкусу хлеб именно им и был. Амин с ужасом выдохнул, поняв, что не заметил, как съел весь ломоть.
Старуха хмыкнула.
- Что ж, теперь ты готов. Иди.
- Ты должна проводить меня, - откашлялся юноша.
Старуха грузно поднялась.
- Я ничего тебе не должна, живой! Иди, пока навсегда здесь не остался.
Амин сжал кулаки, снова чувствуя, как скручивает живот. Выдохнул сквозь зубы. И поклонился до земли.
- Помогите мне. Прошу вас. Я не найду дорогу.
Старуха жутко ухмыльнулась, втянув крючковатым носом воздух.
Костлявые пальцы скелета сжали его руку.
- Ну что ж. Ты сам захотел. Идём.
Вышли они не в пустыню. Больше всего это напоминало город - город теней. Зыбкие стены вздрагивали, если Амин случайно их касался, пропадали. Такие же тени, их обитатели, вглядывались тогда в испуганного юношу. Некоторые шумно принюхивались. Но по большей части просто не замечали.
- Не бойся, - прошамкала старуха-проводница. - Для них ты свой. Сайеда об этом позаботилась. Ты пахнешь, как они. И выглядишь так же.
Амин посмотрел вниз и содрогнулся. Зеленоватая мазь, приготовленная Валидом, потёками собралась на груди, бёдрах, коленях, локтях, очень хорошо изображая трупные пятна.
Но уже не пахла.
- Внутренне ты тоже изменился, - добавила старуха. - Когда вкусил нашу пищу. Теперь еда живых для тебя будет так же неприятна, как и для нас. Теперь ты можешь остаться здесь навсегда.
Амина передёрнуло.
Старуха, хихикая и припадая на одну, костяную ногу, ковыляла дальше, неплохо ориентируясь в улицах, перекрёстках и проулках.
- Ты говорила про какую-то сайеду, - пытаясь прогнать гнетущую тишину и заставляя себя не оглядываться, произнёс юноша. - Кого ты имела в виду?
Старуха обернулась. Снова с шумом втянула воздух и каркающее хихикнула.
- Конечно, ту, что собрала тебя сюда. Ту, что ждёт тебя наверху.
- Меня не ждёт… меня ждёт только… друг, - поправился Амин.
Старуха качнула уродливой головой.
- Она не умеет дружить, ибни.
И замолчала, точно воды в рот набрала. Амин не нашёлся, что сказать. Всё это казалось сном. Бредом. Иллюзией.
Площадь с пересохшим фонтаном осталась позади, когда на чёрном, усыпанном звёздном небе появилась тонкая синяя полоска - у самого горизонта.
- Вадд близко, - выдохнула старуха. И, обращаясь к Амину, добавила: - Поторопись. Вон твоя птичка.
Юноша недоумённо огляделся. И вздрогнул - в стене ближайшего дома действительно обнаружилась решётка - ровно такая, как в подземелье. Амин подошёл ближе и шумно выдохнул: стена растаяла, а у его ног лежала Гувейда - тёмные распущенные волосы плащом укрывали праздничную, расшитую галабею (Галабея – длинная (до пят) рубаха или платье без ворота, с широкими рукавами, у танцовщиц и модниц – богато расшитая) заострившееся лицо казалось восковым, ненастоящим. Девочка не дышала.
- Не называй её по имени, - шамкнула за спиной старуха, и юноша опомнился. Осторожно поднял невесомую, точно тень, девочку и отступил. Стена обозначилась снова, а на локоть юноше легла костлявая рука.
