Начнем с того, кого это вы, «Мэру», крестите именем ушедших? Когда, почему они ушли? Что с ними сталось? Где они находятся? Почему ты думаешь, что мы их посланцы или их соглядатаи?
Старик поник в раздумье своей седой головой, потом поднял скорбный взор на Макса.
— Мне трудно говорить, — отозвался он. — Застыла кровь в жилах моих, но не от холода, а от дряхлости. Почти не бьется мое дряхлое сердце. Мысли в мозгу не рождаются такими ясными и светлыми, как в былые годы… И… и я почти забыл язык людей, потому что я уже все сказал в жизни…
Но я попытаюсь говорить, а ты слушай внимательно, чтобы не утруждать меня излишними вопросами.
Кто «люди света»? Потомки «первого», созданного из тени бога Индры и мысли бога Индры. Прямые потомки, кровь которых никогда не смешивалась с кровью существ, похожих на человека, но покрытых шерстью, могущих ходить на четырех ногах или руках. Ты знаешь, о ком я говорю?
— Догадываюсь: об обезьянах.
— Да, о тех, которых родила тень бога мрака Имани и его черная мысль в насмешку над богом Индрой, и которые перестали существовать на земле, когда на страну «детей света» нахлынули волны холода и надвинулись вечные льды.
— Как это перестали существовать? — не выдержал Макс.
— Или мы попросту не понимаем друг друга, или… Да, ты ведь не можешь этого знать. Но те, кого, по-твоему, сотворил бог Имани, они существуют и теперь. Их не так много, как людей, но все же…
— И они по-прежнему ведут войну с человеком?
— Н-ну, этого нельзя сказать, мудрый. Видишь, трудно тебе объяснить. Но я скажу: в немногих дебрях земного шара…
— Земля не шар, а походит на блюдце.
— Не будем спорить. Итак, в иных дебрях земли еще водится свирепый орангутанг…
— У-танг. Так звали древние вождей племени четвероруких, своих врагов.
— Да. Но с каждым годом эта опасная порода, загнанная в глушь, вымирает, и близок день, когда она прекратит свое существование.
— Есть и другие породы «детей Имани»?
— Много. От больших, как собаки, до крошечных, как… Как мой кулак, что ли.
— Значит, живо племя, появившееся от нечистого союза женщин племени четвероруких с самцами племени «ночного голоса» — волками. Но говори дальше.
— Нет, мудрый: очередь за тобою! — отозвался Макс.
«Единый великий», помолчав, заговорил:
— Итак, «дети света» обитали там, где была колыбель рода человеческого. То есть здесь. Но тогда эта страна была раем земным. Тогда здесь текли теплые воды, и кишели они рыбами, и высились могучие леса, и полны они были зверьем. А по воздуху носились разные птицы, но не те птицы, которых знаем мы, потомки «детей света», потомки «первого» и его подруги, Ады, а страшные чудовища: птица с зубами, птица-лягушка, птица-ящерица…
Много тысячелетий жили на земле, здесь, в теперешнем краю холода, бывшем тогда «страной тепла», потомки «первого». Но настал момент, когда изменились здесь первобытные условия жизни, покрылась земля покровом снегов и льдов, погибли леса, исчезли звери. И наступил тогда период «великого голода». Но потомки «первого» знали, что это временное испытание, временная победа Ар-Има-ни над Индрой, светозарным, и что кару неба надо переносить безропотно.
Однако в их же среде Ар-Имани сеял ядовитое семя греха гордости, непокорности. И вот известная часть соблазненных ушла из этих краев.
Ты видел, сын мой, развалины города у подножья холмов?
— Видел, — кивнул головой внимательно слушавший речь «великого единого» Макс Грубер.
— Но ты не видел других мертвых городов нашей земли, а их десятки, сотни… Мы в центре архипелага больших и малых островов. И только на трех из них сохранилась жизнь: там, где уцелели жалкие, вырождающиеся потомки отверженцев, те, среди которых одна женщина является женой всех братьев первого своего супруга…
— Полиандрия? — удивился Макс Грубер. — Она сохранилась у некоторых горных племен там, далеко отсюда, в дебрях Индии.
— Значит, «мужья одной жены» не погибли в дни странствования… — задумчиво сказал старик. — Они тоже ушли с теми, мятежными…
Но дальше. И вот на другом острове живет изнеженное племя тех, среди которых один муж имеет семь и больше жен.
— Полигамия. В Индии, да и везде, где царит ислам, многоженство — обычный институт и теперь.
— Слушай дальше. Я устал. Мне тяжело говорить. Итак, нашлись мятежные. Сначала их было мало, и их постигала «смерть от земного огня» по приговору «семи мудрых». Но потом мятеж зажег огнем сердца почти всех, и верные закону отцов потонули в море мятежных, и многих верных постигла смерть от вечного огня, хотя праведны были их души и чисты их сердца.
— Но чем же закончилось?
— Погоди, не перебивай течения моих мыслей, пришелец! Чем кончилось? Тем, что мятежные покинули нашу землю, испугавшись холода, ушли. Куда? Они говорили — туда, где нет «дня Индры» и нет «ночи Ар-Имани» и где нет «небесных колес», вращающихся около оси, которую держит в руках могучий Индра…
— Круговое вращение созвездий вокруг звезды Альфа из созвездия Дракона! — чуть не закричал Макс. — Это — то, о чем твердит ученым индус Тилак, давая научное объяснение Ведам и Зенд-Авесте… Дальше, старик!
— И они взяли с собою жен, детей, домашних животных, и они покинули, они покинули родную землю! — чуть не рыдая, промолвил «великий единый».
— И вы, «Мэру», не знаете, что сталось с ними? — задал вопрос Макс.
— Мы думали, их постигла заслуженная участь: они погибли. Но были и сомнения, да, были сомнения. Были явления, который указывали, что где-то, за доступными нам пределами, все же существуют однородные с нами существа.
— Кто-нибудь приходил сюда? Объяснялся с вами? Го-воил вам о другой жизни? Говори же, старик!
— Ты — первый. Ты — единственный на протяжении двадцати тысяч лет! — шепотом сказал старец.
Наступило молчание. Макс Грубер дышал тяжело и неровно. Дыхания старика не было слышно, и глаза его померкли. Казалось, догорел огонь жизни и погасла последняя искорка пламени, оживлявшего это дряхлое тело…
Но несколько минут спустя «великий единый» заговорил снова:
— Когда они, мятежные, ищущие, грешные, покидали край, где была колыбель человечества, все, кто оставался тут, верные заветам богов, поклялись:
— Кто ушел, тому нет возврата. Кто вернется, тому смерть, дважды, трижды смерть.
— Это жестоко!
— Но это справедливо. Те, которые ушли и потом вернулись, что они могли принести с собой, скажи, о, пришелец?
Пусть они раскаялись, пришли к нашему порогу, как приходит «домашний волк», собака, лизать руку разгневанного хозяина. Но «совет мудрых» давно выяснил, что оставшийся в нашем распоряжении край может прокормить лишь определенное количество людей. И разве мы должны отдавать детям грешных тот хлеб, который нужен нашим потомкам, детям оставшихся верными этой святой земле?
