какие-то!
Паша, не отводя напряжённого неподвижного взора от булькавшей в закоптелой бадье маслянистой жидкости, от которой исходил круживший ему голову запах, опять глотнул вязкую слюну и проскрипел сквозь крепко стиснутые зубы:
– А тебе что, жалко, что ли?
– В самом деле, – поддержал его Владик, беспокойно бегая глазами по всем участникам этой сцены, – что мы, обеднеем, если нальём им по миске супа? Всё равно выливаем потом остатки…
Однако бойкая очкастая шатенка стояла на своём. Она замахнулась на Владика поварёжкой и ещё более громко и пронзительно заверещала:
– А ты мне не указывай, что делать! Я не собираюсь кормить первых встречных. Мало ли шляется тут всяких… Что, откармливать всех будем?!
Но тут за измученных пришельцев неожиданно вступилась вторая девушка – стройная голубоглазая блондинка в коротеньких шортах и розовой футболке, всё это время не сводившая с них сочувственного взгляда. Она проговорила тихим приятным голосом, обращаясь к своей воинственной напарнице:
– Да ладно тебе, Даш. Действительно, что нам, жалко тарелки супа? Пусть поедят. Они, кажется, в самом деле голодные.
– Ну и что? – блестя стёклами очков, воззрилась на неё неукротимая Даша. – Нам-то какое дело?
Но сердобольная блондинка, очевидно, уже твёрдо решила помочь страждущим скитальцам и, не обращая внимания на сердитое брюзжание своей товарки, вынесла из соседней палатки две блестящие никелированные миски и до краёв наполнила их ароматной дымящейся жидкостью, от которой Паша по-прежнему не отрывал сверкающего взора. Затем она вручила приятелям ложки и по два куска хлеба и пожелала им приятного аппетита.
– Спасибо, спасибо, – мельком взглянув на неё, пробормотал Паша и, усевшись на лежавший поблизости толстый ствол дерева, не мешкая накинулся на вожделенную еду.
Юра был не так нетерпелив и более внимателен и вежлив. Принимая от гостеприимной хозяйки свою миску и хлеб, он более пристально, чем прежде, заглянул в её свежее миловидное лицо и вместе с благодарностью поинтересовался:
– И как же зовут нашу спасительницу?
Она ответила ему косвенным, немного застенчивым взглядом и, чуть-чуть покраснев, будто непонятно почему засмущавшись, совсем тихо обронила:
– Марина.
– Очень приятно, – сказал Юра, не отводя от неё глаз, и, назвав своё имя, сел рядом с Пашей и также принялся за уху.
Поднявшееся над дальним лесом солнце светило всё ярче. Ещё совсем недавно клубившийся над землёй туман исчез бесследно. Постепенно становилось жарко – и от палившего всё сильнее солнца, и от горячего супа, который друзья, мучимые голодом, проглотили за несколько мгновений. Их прошиб пот, и они скинули куртки. Голод немного поутих, но они чувствовали, что для полного его утоления одной миски маловато. Однако приятели, даже Паша, не решались попросить добавки, опасаясь вызвать ещё больший гнев грозной очкастой Даши, которая всё это время бросала на них косые неприязненные взгляды, как если бы они объедали лично её.
Но, к счастью, их не упускала из виду не только сварливая Даша, но и её гораздо более приятная во всех отношениях напарница. Заметив, что гости покончили с едой и сидят с несколько смущённым и скучающим видом, она поняла, что им нужно, и, приблизившись к ним, спросила с мягкой, доброжелательной улыбкой:
– Ну что, ребят, поели? Может, ещё хотите?
Юра собрался было вежливо отказаться, однако его и на этот раз опередил куда менее церемонный Паша, который, едва услышав вопрос девушки, усиленно затряс головой и почти выкрикнул:
– Да, да, конечно, хотим! Мы голодные, как волки!
Марина, по-прежнему мило улыбаясь, взяла их пустые миски и, скользнув по Юре более внимательным, чем раньше, взглядом, вернулась к раскалённому котлу, от которого исходил нестерпимый жар.
Едва она отошла, Юра, не выдержав, двинул приятеля локтем и вполголоса проговорил:
– Нельзя ли вести себя чуть поприличнее?! Я просто со стыда сгораю из-за тебя!
Паша, точно услыхав величайшую глупость, изумлённо вытаращился на него.
– А шо такое? Она ж сама предложила. Что я, дурак, что ли, оказываться!
Юра, зная, что спорить с Пашей, тем более голодным, бесполезно, махнул рукой и вновь обратил взор на Марину, которая приближалась к ним с дымящейся миской супа в руках.
– Приятного аппетита, – снова пожелала она, подавая Юре миску и хлеб и вновь одарив его открытой приветливой улыбкой.
Юра поблагодарил и хотел сказать ей какую-нибудь любезность, но тут – в который уже раз за последние четверть часа – вмешался Паша: увидев, что страстно чаемую им еду дали не ему, а приятелю, он с беспокойством и чуть ли не с возмущением уставился на девушку и сдавленным голосом просипел:
– А мне?
– Сейчас, минуточку, – спокойно и, как всегда, благожелательно ответила Марина и отправилась за второй порцией для нетерпеливого Паши.
Юра метнул на товарища горящий, почти ненавидящий взор и прошипел:
– Как ты ведёшь себя, скотина?! У неё же не четыре руки, чтобы тащить сразу две миски!
И снова Паша ответил ему недоумённым и непонимающим взглядом, как если бы приятель говорил с ним на каком-то незнакомом языке.
– Да жрать же охота! Пускай поторопится.
– Тьфу ты! – сплюнул Юра и хотел было прибавить крепкое словцо, но, увидев вновь приближавшуюся Марину, сдержался и лишь опять бросил на друга испепеляющий взор.
На этот раз Паша, приняв из рук девушки горячую миску, даже не поблагодарил, и это пришлось сделать за него Юре. При этом он и Марина вновь обменялись серьёзными, заинтересованными взглядами, а затем, словно одновременно почувствовав неловкость, отвели друг от друга глаза.
Она ушла. А он, машинально, уже без особого аппетита доедая свой суп, следил за ней пристальным, сосредоточенным взглядом. И думал о ней.
Правда, думы его всё время нарушались громким Пашиным чавканьем и беспрерывно нёсшимися из раскопа криками и смехом, – могло показаться, что археологи не работают, а только и делают, что орут и хохочут. А затем ко всему прочему добавился ещё и Владик, прибежавший откуда-то и принявшийся с увлечением и, как обычно, бестолково и не слишком разборчиво рассказывать что-то, совершенно не обращая внимания на то, что слушатели почти не реагировали на его речи – Паша яростно ел свой суп, а Юра предавался томным размышлениям. Но Владик, по-видимому давно уже привыкший, что его слушают не очень внимательно, как ни в чём не бывало продолжал городить какую-то маловразумительную чепуху, то и дело прерывая сам себя пронзительными возгласами и тонким, заливистым смешком.
Однако в конце концов Владик всё же заметил, что новоприбывшие совсем не слушают его, и, уже без прежнего пыла пробормотав несколько отрывочных фраз, ретировался так же внезапно, как и появился.
Приятели, оставшись одни, молчали. Паша доел
