— Скала как зеркало гладенькая. Подходов нету. Что бы это могло быть?
— Собираться пора, — услышал Норцов в ответ.
Едва мы простились с поскучневшим Кленовым, Норцов взял бешеный темп и выдерживал его до первых снеговых завалов.
— Буран, какого старожилы не упомнят, — мрачновато острил кругляш, ударяя тяжелым ботинком по сугробу. — Пойду искать следы.
Я выкурил сигарету, немного погодя — другую. Тут как раз и появился сияющий Норцов.
— След есть. Я поднялся до бывшего бивака ихнего.
— А ты бы взял да на Алтынтау взошел. Что тебя остановило?
— Я подсчитать людей хотел. Идут-то след в след. Сколько народу шло, не узнаешь. А на привале след распадается на составные части.
— Ну и?
— Ну и — все то же самое: дважды два — четыре.
— То есть?
— То есть два старых следа, позавчерашних. И два свежих, сегодняшних…
Теперь Норцову не приходилось поторапливать меня укоризненным взглядом. Болели мышцы, ныли суставы, судорожно колотилось сердце. Но моя решимость сегодня же добраться до Арифова о каждым шагом все крепла. Примерно через полчаса мы были там, где накануне альпинисты отдыхали. На снегу, действительно, отпечатались четыре пары ботинок, отличавшиеся друг от друга своими размерами, контурами и даже расположением триконей. Два человека были здесь, видимо, позавчера. Их следы слегка подтаяли, пожелтели, оплыли. Другая двойка, судя по четким вмятинам на снегу, опережала нас не более чем на сутки. Всего лишь на сутки! Рывок — и мы их догоним!
Норцов, пыхтя, врезал ботинок в снег, на секунду замирал и, закрепившись, бросал вперед другую ногу. Шаг. Влияющий ход спины. Звяканье рюкзачных пряжек. Опять шаг. Спина. Пряжки. Шаг… Кругляш остановился.
— Полтора часа — достаточно, — и, не дожидаясь ответа, сбросил рюкзак на снег.
— А сколько таких кусков до цели?
— До вершины Азадбаша — добрых три десятка. До людей… — Норцов развел руками.
Людей мы заметили к концу третьего перехода. Солнце уже решительно устремилось вниз, точно альпинист, спускающийся в лагерь, когда кругляш ткнул штычком ледоруба в сверкающую снежными блестками белизну.
— Догнали.
И верно: черные точечки далеко впереди двигались. Они сползали с горы, на которую мы пытались вползти. Нам оставалось ждать.
Опять задрал голову и замер озадаченный: черные точки сновали взад-вперед, вверх-вниз — и оставались на месте. Норцов, кажется, еще раньше заметил эту несообразность, потому что уже имел готовое всему объяснение.
— Ставят палатку. А ведь могли бы засветло до лагеря добежать. Может, что случилось у них там? И потом: как-то боязно оставлять их без присмотра на ночь. А вдруг возьмут да исчезнут.
— В темноте ведь идти придется, — полувопросительно сказал я. — Потеряем направление.
— Они нас наверняка заметили. Увидят, что продолжаем подъем — посветят.
— Верно. Не один же Арифов там, — сдался я и опять навьючил на себя рюкзак. — Не сорвемся в темноте-то?
— Не сорвемся, если проскочим вон ту скалу засветло.
Скалу мы, задерживая дыхание, преодолели уже в глубоких сумерках. А потом началась пологая, чуть припорошенная снежком мелкозернистая осыпь, на которой и в самом деле можно было хоть немного расслабиться. Как только палатку поглотила темнота, на ее месте засиял фонарик. А вскоре еще один фонарик отпочковался от первого и медленно поплыл к нам.
— Кленов, ты, что ли? — послышался наконец голос спускающегося альпиниста, и вскоре перед нами выросла плечистая фигура, которой торчащий капюшон штормовки придавал агрессивный вид.
— Да нет, не Кленов. Мы вообще из другого санатория, — откликнулся Норцов.
— Ах, из санатория! Тогда вам и вовсе нечего здесь делать, — проговорил плечистый спокойно и погасил фонарик.
— Мы из «Аламедина». Вам в помощь. Если нужна, конечно, — вступил я в разговор.
— Это другое дело, — все так же невозмутимо сказал плечистый, — помощь нам нужна. Вдвоем двоих тащить — околеешь.
К полуночи Шелестов вывел нас к палатке. У входа в нее сидел на корточках, неловко вытягивая шею в ночь, человек в толстенном свитере, резко подчеркивавшем его худощавость.
— Врач среди вас есть? А коньяк? Медикаменты? Ни один, ни другой в сознание не приходят, — он приоткрыл палатку, сунул туда фонарик и, приглядевшись, повторил. — Ни один, ни другой.
— Дежурить будем. По очереди, — хмуро заметил Шелестов. — Поужинаем, и я заступлю. А ты, Саид, поспи. Сдохнешь без отдыха. Мокрую тряпку менять — тут твоя квалификация не обязательна. Вот и эти друзья подежурят. Они ведь совсем свеженькие.
— Не ваши? — мельком покосился на нас Саид, деловито работая консервным ножом. — А я то думал ваши.
— А у нас тут дела — хуже не придумаешь, — впервые за весь вечер пооткровенничал Шелестов, прожевав кусок неразогретой тушенки. — Саид пока этих двоих доставил, сам чуть богу душу не отдал. На Азадбаше вниз загреметь — проще простого, — альпинистский начальник помолчал, прислушиваясь к угрожающе — равнодушному безмолвию ночи, и заговорил снова: — И с чего это их на ту стену понесло? Даже название у нее отталкивающее. Как-то «Абнест» или «Обнест»… По-таджикски не помню. А по-русски означает не то «конец жизни», не то «душе конец». Вдохновляющее такое имячко.
— Воде конец, — безучастно поправил его Саид и вынул из нагрудного кармана твердую сигаретную пачку.
Т-а-ак. Сусинген нашелся. Саид сидел рядом с Норцовым, даже локтем иногда его касался, и у меня были некоторые основания предположить, что его фамилия Арифов. Стало быть, Налимов… Налимов там, в палатке? Неужели там? И неужели Арифов хотел его… Ого! Силен кандидат наук! Я задал провокационный вопрос:
— Искали, верно, что-нибудь? Иначе не полезли бы.
Саид посмотрел на меня очень внимательно, а Шелестов пожал плечами:
— Что искать-то? Камень? Так его всюду навалом. Путь поэффектней — вот небось что они искали.
— Товарищ, может быть, и прав, — сказал вдруг Саид. — Не станет опытный альпинист просто так на стенку лезть.
— Кабы опытный. Мой Тесленко — так тот совсем неопытный. Так — ни то, ни се. А второй — не знаю. Без меня его выпустили. Я бы на Азадбаш его ни за что не выпустил. С собою еще взял бы, пожалуй, — Шелестов кивнул в сторону худощавого. — Вот как Арифова, к примеру.
— А что же все-таки с ними случилось? — подал голос Норцов.
Шелестов опять пожал плечами и опять повернул свое чеканное лицо викинга в сторону Арифова.
— Он вот ночью всполошился: дескать, отсвет какой-то таинственный ему спать помешал. Лично я никакого отсвета не увидел. Но забеспокоился. Все-таки в том направлении ребята ушли. Может, сигнал бедствия подают.
