Присмотревшись, Амети разглядел, что единственным элементом орнамента были змеи: большие, маленькие, свивавшиеся в прихотливые узоры. Насколько представлял себе жрец Скарабея, каждое изображение здесь было полно смысла: петли змеи Полночи, кусающие свой хвост змеи-символы Зимней Поры, две переплетенные змеи — знак, запирающий врата Преисподних. Амети охватил невольный трепет: он стоял, даже не мысля прикоснуться ни к единому драгоценному камню, что, усыпав стены крипты, служили глазами змеям. Жрец Змеи пребывал в благоговении — Амети видел, как шевелятся в молитве его губы. Арундэль сделал несколько шагов и поднял свой факел к змее на двери святилища: казалось, ее глаза-рубины гневно блеснули:
— Tiro, — вполголоса подозвал он Нимрихиля. Тот подошел и негромко присвистнул: при свете поднесенного к двери факела обнаружилось, что змея крылата.
Толстячок встревожился:
— Не надо ходить в святилище! Послушайте меня, не делайте этого! Это запрещено!
Нумэнорцы переглянулись:
— Не бойся, не пойдем — туда нам ход закрыт, — сказал Нимрихиль и скользнул ко второй двери. Подкравшись к ней, сделал рукой знак всем остальным, чтобы они молчали. Послушал с минуту, еле слышно постучал согнутым пальцем по двери и мягкой кошачьей походкой вернулся к остальным:
— Дверь заперта снаружи. Около нее стоят на страже двое — жрец и солдат. Сейчас надо будет устроить небольшой шум, чтобы они открыли дверь, но не подняли тревоги, — шепотом произнес он. Что-то в выражении его неподвижного лица заставило Амети насторожиться:
— А почему бы тебе не дождаться, пока они сами не откроют дверь?
— Амети, нам здесь не место. И чем дальше, тем больше, — странным голосом, из которого испарилось все оживление, ответил Нимрихиль. Жрец сделал усилие и стряхнул с себя наваждение медового напитка:
— Почему? — спросил он, тоже невольно переходя на шепот.
— Разве ты не чуешь?
От этих слов нумэнорца со всех чувств Амети словно спала пелена: слепой ужас змеиной шкатулки удавкой стиснул ему горло. Рубины глаз вспыхнули как уголья адской жаровни. Покачнувшись, Амети ухватился за рукав нумэнорца:
— Ой, что это?
Но ответил ему не нумэнорец. Рядом с ними раздался голос, от которого оба они вздрогнули, как от удара, и шарахнулись, не размышляя, прочь, под защиту факела Арундэля. Слова исходили изо рта жреца Змеи, но равнодушный холод голоса не мог, казалось, принадлежать человеку — так вещают в дурманном сне припадочные на рыночной площади, и так же белеют в свете дня их закатившиеся глаза и текущая изо рта пена, пугая до дрожи и обмороков не только женщин и ребятишек, но и бесстрашных пустынных разбойников. Но во мраке тесной крипты, в неверном мерцании алых факелов все это было гораздо страшнее.
Жестокосердному нет отмщенья —
Жалость ему и смерть во спасенье,
А милосердному нет прощенья —
Вечная смерть ему без воскресенья.
— гулко произнес чужой голос. Сквозь звон крови в ушах Амети услышал за дверью, ведущей наверх, движение и голоса. Амети слабо дернул Нимрихиля за рукав, который так и не выпустил из рук, нумэнорец повернул к жрецу голову, и тут при свете близкого факела Амети увидел, как расползается во всю радужку, словно клякса, бездонный зрачок, увидел свое в нем отражение, а в этом отражении — золотую змею на золотой цепочке. Змея извивалась, как червяк, насаженный на крючок, будто стремясь освободиться от колечка, на котором висела.
— Не шевелись, — сухим и ломким голосом произнес Нимрихиль. Медленно, как во сне, протянул руку и, молниеносным движением сорвав с Амети цепочку, швырнул змею на пол и раздавил ногой. Увидев, как бьет по полу коротенький золотой хвостик, Амети завизжал совершенно так, как визжит женщина, нашедшая в постели скорпиона.
Заскрипел ключ. Нимрихиль рванулся было к двери, но Амети повис на нем с бессловесным воплем, тыча дрожащим пальцем в стену: над дверью, в которую они вошли, свисал, качаясь, тонкий черный хвост, похожий на оживший хлыст. На какое-то биение сердца нумэнорец и южанин замерли в неподвижности, внимая наполняющему крипту шуршанию сотен чешуйчатых тел, похожему на шорох песка в часах. С притолоки двери, ведущей наверх, упал змеиный клубок. Еще не успев рспутаться, поблескивающие драгоценными глазами змеи пытались ползти к Амети и Альвиону. Из-за двери, ведущей наверх, донеслись крики и визг, очень похожие на Аметины.
— Скорее сюда! — раздался сзади них голос Арундэля. Обернувшись, Амети увидел, как нумэнорец изо всех сил удерживает уже открытую наружу бьющуюся каменную дверь в святилище. Над дверью поднялась голова крылатой кобры, чьи рубиновые глаза пылали ненавистью. Ее капюшон и раздвоенное золотое жало нависли над Арундэлем.
— Сзади! — завопил Амети, и нумэнорец, не глядя, ткнул кобру факелом. Раздалось оглушительно громкое шипение, и словно в ответ со всех стен и дверей посыпались на пол клубки, узлы, связки и переплетения больших и малых змей.
— Сюда! — крикнул Арундэль, и Амети одним прыжком влетел в дверной проем за его спиной. Через мгновение на него обрушился Альвион со жрецом Змеи в обнимку. Амети увидел, как Арундэль, отпихнув факелом крылатую кобру, тянет на себя дверь и с усилием задвигает засов. Факел, мигнув, погас, и святилище Змеи — а вместе с ним и Амети — погрузилось в кромешную тьму.
— …И тогда чернокнижник… — тут Страж на мгновение заколебался, но все же продолжил свой рассказ, — И тогда чернокнижник пал перед королем ниц, моля о пощаде. В общем, из его воплей стало понятно, что когда он после отбытия обоза решил проверить, не делись ли куда пленники, то ничего своим ведовством увидеть не смог. Тот жрец, что помоложе — Слово Скарабея — убил бы его, если бы не Повелитель.
— Верить подобным негодяям — запирать ветер в клетку, — заметил жрец Змеи.
— Я сказал Владыке то же самое! А он только поглядел мерзавцу в глаза и говорит: «Этот человек не лжет». И тут старого хрыча такие корчи разобрали! А Владыка спрашивает жрецов: «Выходил ли кто за пределы Храма?». Я вижу: они переглядываются, и в меня словно молнией ударило — я вспомнил обоз и этого жречишку… — тут Страж снова вспомнил, с кем говорит, и закашлялся. Они со жрецом Змеи стояли над бродом через ручей, на большом плоском камне
Под ними кипела суматоха: везде метались черные плащи Стражей, в воздухе висела отборная ругань.
— Что же было дальше? — спокойно спросил жрец.
— Э-э-э… Ну, в общем, я говорю: так и так, встретил по дороге обоз. Жрецы помялись, но стали уверять, что все там проверили, а больше из Храма и скорпион не выползал… И тут…
