А ведь, пожалуй, ей и в самом деле нужна шуба. Как он мог об этом забыть?! Теперь, когда на Рижском нельзя показаться!
— Пишите: Маевский.
— Шапки мужские тоже привезли.
— У меня есть, — Илья не покупал себе ничего, кроме самого необходимого, презирал мужиков, рассказывавших о своих плащах, костюмах — «здесь разрез, там пуговица, вверху пройма».
«Успеем, — считал Илья. — Сначала добиться главного!»
«Главное!» С детских лет привык к этому: учеба — главное, питание — главное, здоровье — главное. Остальное — второстепенное: игрушки, телевизор, собака, краски. Книги тоже главное, все книги, кроме сказок.
Так и рос: «Сначала перейди в седьмой класс — тогда можешь думать о развлечениях!», «Поступишь в техникум, станешь самостоятельным — делай как знаешь!», «Вот сдашь сессию…», «Вот получишь распределение…», «Женишься…»
Собственно, жизнь с ее мелкими будничными радостями все время отодвигалась на неопределенный срок. Всегда не хватало какого-то компонента, чтобы начать жить всерьез, полной грудью, по-настоящему, — за седьмым классом грозно вставал восьмой с его четырьмя сложными экзаменами, за одним днем рождения следовал другой — казалось, еще более значимый.
Сегодняшний день, не имел веса, потому что был как бы ступенькой к завтрашнему — полному, яркому, праздничному. А завтрашний никак не приходил: все чего-то не хватало.
Незаметно и Илья внушал: «Вот закончим институт… Когда купим дачу… После того как переедем в Москву…»
Постоянное ожидание праздника давалось нелегко. Илья срывался на мелочах, по нескольку дней не разговаривал с женой, не мог заставить себя сесть за учебники. У него уже вошло в привычку приезжать в Москву на сессию без подготовки, на авось.
Много раз это сходило ему с рук — его предупреждали, он давал «последнее» слово — жена ни о чем не знала. И вдруг как снег на голову два несданных зачета, приказ по институту, список отчисленных…
«Если Илья Маевский слабый тростник, пусть погибает, если он сильный человек, пусть пробивается сам!» В этот день судьба свела его с Капитаном.
Он снова вспомнил жену. Эмоционально она была полнее его. Когда Илья улыбался, она уже смеялась; когда он начинал смеяться — хохотала. Она плакала, когда Илья только хмурился.
«Господи! Что с ней будет, если меня поймают?!» — впервые вдруг с какой-то странной, качнувшейся в груди пустотой подумал Илья.
Одинокий прохожий прошел мимо, держа в каждой руке по бумажному пакету с картофелем. Один из них неожиданно порвался, картофелины, как шарики для пинг-понга, запрыгали по тротуару.
3 ЯНВАРЯ, 23 ЧАСА 40 МИНУТ
НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА МОСКОВСКОГО УТМ. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ»
ПРОИЗВЕДЕННЫМ ДАКТИЛОСКОПИЧЕСКИМ ИССЛЕДОВАНИЕМ УСТАНОВЛЕНО, ЧТО ИЗЪЯТЫЕ В АВТОМАТИЧЕСКОЙ КАМЕРЕ ХРАНЕНИЯ В КАЧЕСТВЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ СЛЕДЫ ПАЛЬЦЕВ РУК ОСТАВЛЕНЫ ФИЛИНЫМ К. Ф. УГОЛОВНАЯ КЛИЧКА «КАПИТАН».
НАЧАЛЬНИК ОПЕРАТИВНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ОТДЕЛА.
ВСЕМ
ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ»
ЗА РЯД КРАЖ, СОВЕРШЕННЫХ ИЗ АВТОМАТИЧЕСКИХ КАМЕР ХРАНЕНИЯ В ГГ. МОСКВЕ, БАКУ, КИЕВЕ, РАЗЫСКИВАЮТСЯ:
— ФИЛИН К. Ф., БЕЗ ОПРЕДЕЛЕННОГО МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА И ЗАНЯТИЙ, НЕОДНОКРАТНО СУДИМЫЙ…
— МАЕВСКИЙ И. А., УРОЖЕНЕЦ И ЖИТЕЛЬ ГОР. ЮРЮЗАНИ…
ПРИМИТЕ МЕРЫ РОЗЫСКА ПРЕСТУПНИКОВ.
ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА МОСКОВСКОГО УТМ
ХОЛОДИЛИН.
3 ЯНВАРЯ, 0 ЧАСОВ 30 МИНУТ
«Как это называется в книге, которую читает Сабодаш? Колокола судьбы? Любопытно, гремели ли эти самые колокола, когда заводской комитет комсомола рекомендовал в милицию именно меня? Наверное, гремели, но я не слышал».
Внутренним взором Денисов видит себя постовым на платформе в Валееве-Пассажирском. Медовые дачные сосны, усыпанные хвоей тропинки. Ночью вровень с платформой проплывают кабины машинистов, залитые серебристым светом, с вертящимися креслами, электроникой, мудреными приборами на панелях. Как будто идут в Гавану или на острова Зеленого Мыса…
Вначале казалось, работы на платформе немного — в основном отвечать на вопросы.
— Белостолбовская электричка по расписанию?
— А гридинская?
— Товарищ сержант, как вызвать врача на дачу?
За переездом играли в футбол пацаны. Денисов подходил к краю поля несколько раз за смену, ждал, когда мяч отлетит в его сторону. Денисов даже не оглядывался — приехал проверяющий или нет, — так хотелось ударить по мячу. Мяч в конце концов оказывался рядом, Денисов пробивал точно по воротам. Удару его завидовали.
— Повторите! — кричали пацаны.
Денисов повторял. Мяч звенел от удара. Играть Денисов начал еще до призыва, за завод, играл на Соловках, в учебном отряде, когда приходили в Лиинахамари.
— Давайте за нас! — предлагали игроки, но он уже жалел, что не сдержался, и уходил на пост.
Через несколько недель Денисов ходил по платформе не один, в сопровождении двух-трех футболистов.
— Хорошо несет службу новенький милиционер Денисов! У него авторитет перед молодежью, и пассажиры о нем отзываются положительно, — объявил как-то на разводе старший лейтенант, проверяющий, молодой человек с закрученными вверх усами, — вот скоро на сборы его отправим, тогда и вовсе асом вернется.
— В университет его, — подсказывал кто-то из заднего ряда.
Подсказывавший словно в воду смотрел. Через год он поступил на юрфак.
Если невидимые колокола действительно гремят, предупреждая о глубоких отдаленных последствиях наших внешне совсем обычных, порою случайных шагов, то слышнее всего они, должно быть, грохотали осенью того же года, во время учебных сборов.
…Задача опергруппы, в которой оказался Денисов, была несложной — полдня у всех на глазах честно вкалывать под видом топографов или геофизиков, потом усталым войти в дом и задержать стоявшего у окна ни о чем не подозревавшего вооруженного пистолетом преступника.
Денисов действительно вместе со всеми носил рейку, работал с лопатой, смеялся шуткам товарищей и был внезапно сражен одной фразой, которую старший группы кинул своему коллеге инспектору:
— Нас срисовали.
Сегодня Денисов мог легко представить себе тот тяжелый, неустойчивый, короткий взгляд, которым старший группы обменялся со следившим за ними из избы человеком, словно паролем, позволяющим в любой сутолоке, в самой многолюдной толпе сыщикам и преступникам узнавать друг друга. Но тогда Денисов не знал этого. Он растерялся.
Перед обедом старший инспектор послал его в дом — поставить на огонь картошку и усыпить бдительность постояльца. Дом был пустой, захламленный, с нарушенной электропроводкой. Хозяин-пенсионер попросил Денисова покопаться в пробках. («Бум! Бум!» — неслышно загремели колокола.) Еще раньше, разговаривая с хозяином и постояльцем, Денисов нашел повреждение в проводке. Привычными, ловкими движениями он зачистил конец провода и бросил вниз, на спинку кровати, где у окна сидел преступник. Тот опасливо отодвинулся от шнура, ни на минуту не оставляя свой наблюдательный пост, не вынимая руки с пистолетом из кармана. Второй конец провода тоже упал на кровать, запутался в панцирной сетке. Денисов переставил лестницу и перешел к пробкам.
