сладостей с умурмурейцами она совершенно забыла о том разговоре. И теперь пыталась вспомнить, что она решила тогда.
— Ну?
— Я согласна на твой метод.
— Хорошо.
Бзю довольный кивнул. Хвост крыса при этом мелко застучал по палубе.
— Я договорюсь с капитаном, чтобы он выделил нам время. За два часа до ужина я за тобой зайду. Будь готова.
До вечера Стелла возилась на мостике с судовым журналом. Пока её не было, Войд делал короткие заметки на отдельных листах. И теперь ей приходилось разбирать написанное и переносить в журнал. Вроде бы ничего сложного, но почерк капитана был ужасающим. Кривые каракули, прыгающие на неровных строчках. Несколько раз она подходила к Войду и просила прочитать некоторые особо трудные места. Зимородок морщился, вглядывался в буквы, кусал губу. А после пожимал плечами и признавался, что сам не понимает написанного.
Небо в иллюминаторе только собиралось темнеть, когда на мостике появился Бзю. Чопорно поклонился капитану и спросил:
— Разрешите привлечь старпома к работе с экипажем?
— Разрешаю. До ужина старпом ваш.
Войд не показал ни капли удивления. И Стелла, убрав журнал, последовала за крысом.
Они спустились в трюм. Прошли по темному коридору мимо кубриков. И попали в ходовое отделение — «беговую яму».
Яркий белый свет, идеальная чистота и тихий гул, наполняющий пространство, приводили в трепет. Главный движительный барабан медленно вращался. Его стенки, не сплошные, а собранные из планок, пускали по стенкам бегущую череду узких теней.
— Сюда.
Бзю завел её в боковую комнату.
— Переодевайся, мы сшили специально для тебя.
Белый комбинезон из тонкой ткани и такая же шапочка казались неуместными в ходовом отделении. Бзю, натянувший такой же наряд, подмигнул ей.
— Мы с тобой похожи на пельмешки.
Через другую дверь они вышли к торцу ходового барабана. Внутри крутящейся махины, не спеша, бежала четверка крыс. Тоже одетые в белые комбинезончики.
— Чистота, — к Стеле подошел старый крыс с рваным ухом — ходовой боцман Смоо, — вот что главное в нашем деле. Шерстинки, пыль и волосы, попавшие в механизм, рано или поздно застопорят его. Мы тщательно следим и поддерживаем идеальный порядок. Прошу вот сюда. Начнем с получаса работы и будем наращивать время. Главное — регулярность, я хочу видеть тебя здесь каждый день.
Стелла обреченно кивнула.
— Хорошо. Сейчас Бзю покажет, как правильно заходить и сходить с барабана.
На полу, рядом с входом, в кольцо барабана, двигалась узкая лента. Крыс вскочил на неё и несколько секунд бежал на месте. Легким прыжком Бзю перескочил в барабан. Как на прогулке, не торопясь, он двигал лапками, оставаясь на одном месте внизу барабана. Минута, и он так же спрыгнул на ленту, а затем на пол.
— Попробуй.
Первые попытки оказались провальные. Стелла сбивалась, падала и мешком вываливалась из барабана. Но на мордочках крыс не появилось ни тени усмешки. Только боцман качал головой и требовал пробовать снова.
Старания были вознаграждены — Стелла, наконец, научилась ровно входить в барабан и, не сбиваясь, вышагивать в нужном темпе. Она только стала входить во вкус, когда Бзю сказал, что время вышло. С ощущением радости и легкого сожаления, что всё закончилось, девушка спустилась на твердую палубу. Голова вдруг закружилась, заставляя опереться о переборку.
— Ничего, это бывает с непривычки. Пару дней походишь в барабане и пройдет.
Через полчаса, приведя себя в порядок, Стелла пришла в кают компанию. Села на своё место и внезапно почувствовала, как накатывает тяжелая усталость. Ужин? Хотелось просто рухнуть в постель и лежать, лежать… Она что-то ела, не замечая вкуса, кому-то отвечала, не понимая, о чем идет речь. И с трудом дождавшись конца ужина, держась из последних сил, добралась до своей каюты и упала в гамак.
Время понеслось, как планки барабана — размеренно и неумолимо. Днем вахты, судовой журнал, уроки навигации Войды, редкие заходы в порты. Вечером пробежки в барабане, до седьмого пота и дрожи в коленках. А ночью усталость валила с ног так, что даже сны обходили девушку стороной.
Месяц они болтались между десятком портов. Возили грузы, пассажиров и срочные новости. Но всё чаще Стелла замечала, как нервничает капитан.
В порту Семь-на-Холме они выгрузили партию шёлка, хорошо пополнив судовую кассу. Мрачный с самого утра Войд ушел в город, оставив корабль на Стеллу.
Она никуда не торопилась. Позавтракала, поболтала с Коссой, проверила такелаж на фок-мачте, отметила заход в порт в судовом журнале. Выпила чаю и села разбираться со счетами: всю бухгалтерию судна Зимородок свалил на неё, под предлогом, что это ей обязательно пригодится. К удивлению, ей даже нравилось разбираться с колонками цифр, подсчетом доли каждого члена команды, удивительная магия чисел со строгими законами.
Дверь скрипнула. Вахтенный крыс просунул дрожащий от волнения нос.
— Старпом! Там этот. Пришел. Требует капитана.
Стелла встала, одернула куртку и пошла разобраться с внезапным посетителем.
На сходнях стоял Человек в Черном. Под капюшоном уже знакомо булькала темнота, грозя вылиться наружу вечной ночью. Черный палец поманил к себе девушку. На ватных ногах она приблизилась к страшному гостю.
— Капитана нет. И будет он еще не скоро.
В ответ Черный протянул ей тонкий конверт.
— Передай Войду. Пусть поторопится, времени осталось очень мало. Я буду ждать его в Разногорье.
Темная фигура дрогнула, заструилась, как дым над костром, и растаяла. Оставив после себя запах грозы и мокрой земли.
Заметки на полях — Корабельные крысы
Крысы уходят с корабля последними. Когда капитан отдаст приказ «Покинуть корабль!» и оставит судно, только тогда хвостатые упрямцы прыгают за борт. И ни минутой раньше. Нет ни одного случая, чтобы это правило было нарушено. Это краеугольный камень, на котором стоит служба крыс. Они могут быть вредными, непослушными, устраивать заварушки в порту, совершать погромы, наполнять хаосом любую цитадель порядка, свинячить и баловаться. Но свою вахту они несут до конца. Этим они заслужили полное доверие всех капитанов. (Ну, кроме шкиперов цвергских дирижаблей, естественно).
Ты можешь быть горд, самоуверен, чувствовать себя настоящим героем, но помни одну вещь: если с кораблем случится непоправимая беда, ты сбежишь с него раньше крыс. И прежде чем смеяться над маленькими хвостатыми существами, скажи сам себе: крысы всегда уходят с корабля последними.
— Значит, Разногорье, — Войд, сидя в кресле на капитанском мостике, вертел в руках конверт, — странный выбор.
— Откроешь?
Капитан надорвал тонкую бумагу и вытащил полупрозрачный лист, исчерченный линиями.
— Ага, — палец Зимородка прошелся по схеме.
Стелла заглянула через плечо капитана. И ничего не поняла: мешанина знаков и символов на рисунке чего-то круглого с делениями и шкалами.
— Это моя астролябия, — услышав сопение девушки, пояснил Войд, — только с одной добавкой. Вот сюда надо поставить ограненный в виде пирамидки камень. Осталось найти подходящий.
В открытую дверь мостика вбежал Бзю.
— Капитан. К вам посетитель. Требует срочно вас видеть.
— Наш темный друг раскаялся и решил принести мне камень сам?
Стелла вышла на палубу вслед за Войдом. На причале нетерпеливо переминался с ноги на ногу цверг. В синем мундире и огромной двууголке.
— Милейший, вы хотели меня видеть?
Цверг повернулся на голос капитана.
— Борхост! Ураган мне за пазуху! Что ты здесь делаешь?
— Нечего так орать, — скривился цверг, поднимаясь по сходням, — надо поговорить, Войд. Есть к тебе серьезное дело.
— Пойдем ко мне в каюту, — Войд указал Борхосту путь и, обернувшись, поманил за собой Стеллу.
— Мы слушаем тебя.
Борхост капризно выпятил губу.
— Это секретный разговор.
— Она мой старпом, Борхост. Если тебе что-то нужно от нас — говори.
Коротышка уселся на стул, снял двууголку и протер лысину синим платком в белый горошек.
— Мне нужен твой корабль. На пару недель.
— Можем обсудить контракт. Что за работа?
— Ты не понял. Мне нужен только твой корабль. Для тебя и команды я сниму номера в гостинице. Отдохнёте, а мои ребята пока сходят на «Галеоте» по моим делам.
Войд переглянулся со Стеллой и захохотал. Он смеялся долго, утирая слезы и неприлично тыкая в цверга пальцем. Отчего коротышка покрывался красными пятнами, с обидой отворачивался.
— Борхост, другого я бы выкинул пинком за борт, — отсмеявшись, Зимородок рухнул в кресло, — но, уважая нашу долгую дружбу, я тебя даже
