«Глиняный дервиш», — подумал Муамар.
Оборванец, не переставая кружиться, тихонько завыл по-собачьи. И откуда-то издалека ему откликнулась одна, вторая, третья собака. По всему городу сторожевые псы вдруг поднимали головы и выли на ночное небо, распугивая ночных демонов, льнущих к крышам.
Дервиш остановился. Устало упал на землю возле факела. Его худые колени издали при падении отчетливый щелчок, словно лопнул глиняный кувшин.,
Муамару припомнилась легенда, связанная с дервишем, который так долго пребывал в размышлениях, что оброс глиной и затвердел. Попытавшись пошевелиться, дервиш раскололся на несколько частей и не умер только потому, что в процессе своих размышлений открыл тайну бессмертия. Снова восстановив свое тело, дервиш не смог окончательно избавиться от глины и стал называться с тех пор «глиняный дервиш». К сожалению, восстановление тела произошло не полностью и мудрец утратил дар речи, поэтому тайна бессмертия так и осталась с ним навеки. Встреча с ним у всех народов означала приход больших перемен, влияющих на ход всей дальнейшей жизни, Если, конечно, этой жизни суждено было продолжаться…
Осталось неясным, то ли сам дервиш так влиял на грядущие события, то ли он являлся просто предвестником оных… Во многих домах можно было встретить танцующую фигурку человека из глины. Считалось, что она приносит удачу.
Муамар осторожно обошел сидящего у стены человека и углубился в лабиринт пыльных улочек. Он шагал бесшумно, как привык ходить по пескам все эти годы, внимательно вслушиваясь в происходящее вокруг. И все же Муамар не заметил две темные фигуры, прячущиеся в тени высокой арки.
Они прыгнули почти одновременно. И Муамар, мгновенно отреагировав на кинувшиеся на него тени, покатился по уличной пыли.
Двое, утратив преимущество внезапности, остановились и, перегородив дорогу, начали медленно приближаться к Муамару. В неверном предутреннем свете тускло блеснули ножи. Муамар спокойно ждал их с уверенностью человека, привыкшего к опасностям. Он немного вздрогнул, лишь когда один из нападавших вышел из тени. Муамар увидел уродливую маску вместо лица. Тяжелый нос с вывернутыми ноздрями, круто изогнутый рот и налитые кровью глаза, очень маленькие, словно поросячьи. Может быть, полумрак сыграл с Муамаром злую шутку, но ему еще показалось… На малое мгновение показалось, что из грубых губ высовывались два острых зуба, загнутые кверху.
Кто-то там говорил, что ночью из пустыни приходят не то одичавшие люди, не то демоны, которым не нашлось места ни среди небесного воинства, ни среди армии Иблиса. Отовсюду изгнанные, неприкаянные, бродят они по улицам города, убивают случайных прохожих, стучат в двери и обманывают честных жителей жалобными голосами, пытаясь проникнуть в дом.
Вероятно, эта ночь была особенной. Не каждый раз можно повстречать и «глиняного дервиша», и двух демонов. Эта ночь много значила для будущего этой страны…
Итальянские патрули не вылезали в темное время на улицы, а сидели в своих сторожках, пили и играли в карты. Таиться было не от кого, поэтому Муамар не стал давать своим противникам еще один шанс, а, дождавшись, когда двое подойдут достаточно близко, достал «вальтер» и выстрелил одному в голову, а второму куда-то в область груди. Грохот почти одновременных выстрелов гулко покатился по пустынной улице.
Нападавшие упали в пыль, но тут же вскочили и кинулись наутек.
«А ведь у обоих смертельное ранение… — подумал Муамар, провожая их взглядом. В конце улицы одна бежавшая тень споткнулась, упала, да так и осталась лежать. Второй убежал немногим дальше. — Все-таки люди».
Муамар спрятал пистолет и пошел дальше, прежней стремительной и бесшумной походкой. Двое остались лежать на темнеющем песке. Один некоторое время пытался ползти, но вскоре затих.
«Говорят, что у демонов кровь синяя… — подумал Муамар, сворачивая в очередной переулок. — Как это ни смешно, но в темноте она у всех просто черная, получается, что ночью нет никакой разницы между человеком и демоном».
Он усмехнулся одними губами и остановился перед домом. Конечной целью своего путешествия.
Это был квартал бедуинов, которых итальянцы оттесняли все дальше к окраине города. Люди старались осесть, бросить кочевое существование, однако они не вписывались в новый порядок. И власть старалась от них избавиться всеми возможными цивилизованными методами.
Муамар прислушался к крикам, доносящимся изнутри. Окинул взглядом улицу. И коротким, но крепким ударом распахнул дверь, которая оказалась заперта только на слабенькую щеколду, обмотанную поясом отца семейства. Муамар знал, что эта нехитрая премудрость призвана не пускать в дом злые силы, могущие повредить роженице.
Роженица от крика уже сорвала все связки, когда в дверях появился мужчина в темной одежде с обветренным лицом жителя пустыни. Он мягко отстранил бабульку-повитуху в сторону, та подняла глаза, охнула и осела куда-то на пол. Осела, да так, на заднице, и отползла в угол комнаты.
Муж кинулся было к пришельцу, но тот взял его за плечо и, глядя в глаза, произнес:
— Принеси воды…
И больше ничего.
Муамар вышел из дома Каддафи, когда муэдзины закончили свою утреннюю песню и ее эхо еще бродило по улочкам Эш-Шувейрефа.
Проводнику пришлось спешить, немцы вряд ли были бы в восторге оттого, что Муамар где-то шляется и не готов к утреннему выходу.
Не успел он сделать и нескольких шагов, как двери дома, из которого он только что вышел, распахнулись и, крича и заливаясь слезами, выскочил отец семейства.
— Подождите! Подождите! Господин… Подождите! — Он бежал, смешно вскидывая ноги и путаясь в развевающемся халате. — Подождите!
Догнав Муамара, человек упал перед ним на колени, схватил за руку.
— Как вас зовут?! Как вас зовут?!
— Муамар.
Человек поцеловал его руку, вскочил, кинулся домой, радостно восклицая:
— Мы назовем его Муамар!!! Муамар!!! Он будет великим воином! Муамар! — Ему всегда хотелось вырастить не просто наследника, а мужчину, достойного своих предков, кочевавших на верблюдах едва ли не по всей Сахаре и не боявшихся взять в руки оружие.
Проводник пожал плечами и ускорил шаги.
Когда он прибыл на постоялый двор, немцы еще не были готовы.
Он показывает вам молнию на страх и надежду.
Коран. Румы. 23 (24)
Утро по выезде из Эш-Шувейрефа было ознаменовано появлением британского самолета. Он возник высоко в небе, среди рваных пушистых облаков, словно из ничего. Ирреальный в этом огромном пространстве, чуждом всякой технике, чуждом даже птицам, самолет неспешно описывал круг, явно наблюдая за маленькой колонной
