Письма я аккуратно убрал в нагрудный карман, а остальные бумаги сгрёб в сумку, в которой принёс Эвану шкатулку. Сломанный ларчик бросил туда же.
— Сколько я тебе должен за работу? — узнал я у мага.
— Какая там работа, мальчик мой! — отмахнулся он. — Пустое!
— Как скажешь, — не стал настаивать я. Эван, несмотря на то, что жил в лачуге и наряжался в тряпьё, как мне было известно, в деньгах не нуждался, а в благодарность можно после прислать ему с Унго бутылку вина и пару жареных кур — от подобного вознаграждения старик никогда не отказывался.
— Погоди‑ка, Джед, — остановил он меня уже в дверях. — Шкатулка… Она ведь тебе не нужна? Продай её мне за… За два грасса!
— Во имя Создателя, бери так! — я поставил на стол ларец.
— Нет–нет, у меня есть чем заплатить, — запротестовал чудак, выкладывая из карманов блестящие монетки. — Хотя… Она же сломана? Пусть будет не два, а полтора, а? Нет — один! Один грасс, ты согласен? Или…
Я успел сбежать до того, как стал бы ещё и должен за возможность избавиться от ненужного хлама.
Лён–Леррон назначил встречу в мужском клубе: людное, но в то же время спокойное место.
Унго, которому всё равно пришлось бы ожидать меня у входа, я решил оставить в гостинице. Пока я был у Эвана тайлубиец успел многое: побывал в банке; встретился с домовладельцем и продлил аренду; истратил запас обаяния, чтобы убедить недовольную просроченной оплатой Марту немедля приступить к обязанностям при новой хозяйке; ещё раз навестил эту самую хозяйку: собрал наши остававшиеся в съёмном жильё вещи и завёз Сане корзинку с фруктами и свежей сдобой, чтобы девушка не умерла с голоду до прихода кухарки. Иными словами, заслужил, чтобы его не беспокоили целую седмицу.
Из привезённых им вещей я отобрал белоснежную рубаху с кружевным воротником, чёрный бархатный камзол, узкие панталоны и туфли с серебряными пряжками. Не беспокоя Унго, отдал всё это гостиничной прислуге и через час получил назад, вычищенное и отутюженное. Офицерскую саблю, подумав, отложил, удовлетворившись пристёгнутым к поясу коротким кинжалом, а ещё приготовил трость, тяжёлый набалдашник которой тоже мог послужить как оружие. Нет, я не ожидал подвоха со стороны Лён–Леррона и не рассчитывал в случае чего отбиваться от десятка пришедших по мою воровскую душу гвардейцев, но вооружившись, чувствовал себя увереннее.
Велсингский мужской клуб располагался в отдельно стоявшем двухэтажном здании в центре города. Мне довелось побывать тут, ещё когда я планировал «визит» в особняк дэя Роджера. Клуб включал в себя два фехтовальных зала, защищённое магией помещение для тренировок в стрельбе, картёжный зал, новомодную курительную для любителей вдыхать пропущенный через вино дым и ресторан, в котором помимо просторного зала было несколько отдельных кабинетов, где можно было уединиться и поговорить о делах.
Один из таких кабинетов и занял на вечер Лён–Леррон.
— Рад вас видеть, дэй Джед, — когда раздвижные двери сомкнулись за моей спиной, мужчина поднялся навстречу.
— Взаимно, — я поклонился в ответ и кивком приветствовал находившегося тут же мага.
Приятель дэя Роджера, дэй Алессандро, если не ошибаюсь, без форменной мантии превратился в добродушного толстячка средних лет: старомодный мешковатый камзол, клочок рыжей бороды, блестящая в ярком свете лысина. Его выдавал только цепкий взгляд старого сыскаря. Но, хвала Создателю, враждебности в этом взгляде я не ощущал.
Когда с приветствиями было покончено, Лён–Леррон принял у меня конверты, заглянул в каждый, и тут же, на пустой тарелке, устроил любовным посланиям маленький, но яркий погребальный костёр.
— Пусть теперь эта дрянь мне только встретится.
— Не встретится, — огорчил я горящего жаждой отмщения мужчину. — Она мертва.
Я решил, что эта новость станет хорошим довеском к возвращённым письмам, и поведал всё, что знал о смерти Виктории и о жизни — тоже. Приверженность покойной к запретным обрядам заинтересовала дэя Алессандро, а дэя Роджера, кажется, напугала. Наверное, представил себя участником тёмного ритуала. Хотя кто знает, может, он им и побывал: говорят же, что некоторые дамы тянут каким‑то образом силы из своих любовников.
— Получила по заслугам, — жёстко заключил в конце моего рассказа он.
— Я тоже не прочь, — вставил я, намекая на заслуги собственные.
— Да, конечно же, — спохватился дэй Роджер. — Алессандро!
Толстячок ленго сдёрнул с моего запястья тонкую искристую нить и протянул мне какую‑то бумагу.
— Это копия протокола следствия. Личность похитителя установлена нашими доблестными стражами. К сожалению, он утонул в реке через несколько дней после ограбления. Тело нашли и опознали, а вот ожерелье, вероятно, осталось где‑то на дне.
А у дэя Роджера осталось два десятка мелких камней, которые теперь можно пустить в оборот, не посягая на счета супруги. Его предприимчивость была достойна уважения — так ловко уладил и свои, и мои проблемы.
— Мы ещё о чем‑то договаривались, — напомнил я.
— Я не забыл, — баронет подал мне маленькую записку. — Тут имя и адрес ювелира, которому я продал алмаз.
Имя показалось мне знакомым, а адрес удивил.
— Что за ювелир живёт в собственном загородном поместье?
— Очень хороший ювелир, — улыбнулся Лён–Леррон. — Мастер Гоше известен при дворе и не раз выполнял заказы королевской семьи. Советовал бы вам поторопиться с визитом к нему. Вдруг он предложит камень для нового украшения её величества? Ограбить королевский дворец будет непросто.
Он шутил, а меня бросило в жар: с моей удачей и не такое может случиться.
— Благодарю за совет, но с грабежами в моей жизни покончено.
Вернувшись в гостиницу, я разбудил рано лёгшего Унго и распорядился с утра взять экипаж: предстояло отправиться за несколько миль от города, в поместье Густава Гоше, королевского ювелира.
— Если повезёт, в этом городе мы не задержимся, — делился я планами с товарищем. — На годовщину свадьбы Берни я уже опоздал, но у нас есть шанс успеть к дяде Грегори.
— Я обещал дэйни Милисенте, что завтра вы её навестите, — смущённо признался он.
— Обещал? От моего имени? Раньше только отец позволял себе подобное. А потом долго возмущался, что я его подвёл.
Унго ответил укоризненным взглядом.
— Хорошо, — махнул я рукой. — Заедем с утра.
И мне не придётся оставлять в гостинице бумаги из шкатулки. Не хотелось бы, чтобы какая‑нибудь любопытная горничная сунула в них свой нос раньше меня.
Сану–Милисенту наш визит не обрадовал, а скорее напугал. То ли девушка ещё не отошла от страхов, то ли приехали мы слишком рано. Марта, дебелая мужеподобная женщина, горничная, кухарка и прачка в одном лице, ещё не пришла, и дверь юная целительница открыла сама, долго пред этим вглядываясь в маленькое окошко в прихожей.
