Держа листок на вытянутой руке, Эндрю принялся читать:
От кого: Штаб дивизии, Аррас.
Кому: Командиру эскадрильи № 21 КВС.
Окрестности Морт-Омма.
Начиная с нуля часов 4 апреля 1917 года и впредь до нового приказа, вы обязаны любыми средствами препятствовать наблюдению неприятеля с воздуха за вверенным вам участком фронта.
— Это все, джентльмены. Четыре строчки, сущая безделица, но позвольте обратить ваше внимание на слова «любыми средствами».
Он помолчал и медленно обвел взглядом напряженные худые лица.
«Бог мой, как они вдруг постарели, — совершенно не к месту подумал он. — Хэнк кажется пятидесятилетним, а Майкл…»
Он посмотрел в зеркало над каминной доской и, увидев собственное отражение, нервно провел рукой по лбу, где за последние недели светлые волосы отступили, образовав две глубокие залысины с розовой кожей, как отлив обнажает прибрежный песок. Виновато опустив руку, он продолжил:
— Завтра с 5:00 утра все пилоты будут до дальнейших указаний выполнять по четыре вылета в день. Обычные утренние и вечерние полеты продолжатся, но теперь в них будут участвовать все силы эскадрильи. — Он огляделся в ожидании вопросов. Вопросов не было. — Сверх того каждый самолет эскадрильи будет делать еще по два вылета — час полета, два часа отдыха, или, как говорят наши друзья в королевском флоте, «стоять вахту и вахту». Таким образом мы обеспечим постоянное присутствие эскадрильи над нашим районом.
Все зашевелились, все головы повернулись к Майклу: старейший из летчиков, он всегда выступал от общего имени. Майкл подул на пальцы и принялся внимательно их разглядывать.
— Так есть ли вопросы?
Хэнк откашлялся.
— Да? — выжидательно повернулся к нему Эндрю, но Хэнк снова утонул в кресле.
— Только чтобы внести полную ясность, — сказал наконец Майкл. — Мы будем летать по два часа утром и вечером, то есть четыре часа? И еще два раза по два часа днем? Еще четыре часа? Если я не забыл арифметику, это составляет восемь часов боевых действий ежедневно.
— Приз капитану Кортни, — кивнул Эндрю.
— Моему профсоюзу это не понравится.
Все рассмеялись. Нервный хриплый смех быстро оборвался. Восемь часов — много, слишком много, ни один человек не в состоянии сохранять бдительность и должную реакцию в боевой обстановке в течение целого дня. А их просят делать это день за днем, не обещая никакого отдыха.
— Еще вопросы?
— Обслуживание и ремонт самолетов?
— Мак обещает сделать, что сможет, — ответил Эндрю Хэнку. — Еще что-то? Нет? Что ж, джентльмены, мой счет открыт.
Но паломничество к стойке, чтобы воспользоваться щедрым предложением, получилось унылым, и никто не обсуждал новый приказ. Все пили молча, избегая смотреть в глаза друг другу. О чем тут было говорить?
* * *
Граф де Тири, перед чьими глазами стояли сорок тысяч гектаров пахотной земли, хрипло согласился на брак и пожал Майклу руку так, словно скручивал шею страусу.
Анна прижала Сантэн к груди.
— Моя девочка! — всхлипнула она, и медленные крупные слезы выползли из ее глаз и покатились по щекам. — Ты покинешь свою Анну.
— Не говори глупости, Анна. Ты по-прежнему будешь мне нужна. Ты поедешь со мной в Африку.
И Анна громко всхлипнула.
— В Африку! — И мрачно добавила: — Что это за свадьба такая без гостей! Наш шеф-повар, Рауль, сражается с бошами! Ах, деточка, это будет позор, а не свадьба!
— Придет священник, обещал прийти генерал, дядя Майкла, будут пилоты его эскадрильи. Замечательная свадьба! — возразила Сантэн.
— Никакого хора, — всхлипывала Анна. — Ни свадебного пира, ни подвенечного платья, ни медового месяца.
— Папа споет, у него замечательный голос, а мы с тобой испечем торт и забьем молочного поросенка. Можно переделать мамино платье, а медовый месяц мы с Мишелем проведем здесь, как поступили мама и папа.
— О моя девочка!
Если Анна начинала плакать, остановить ее было невозможно.
— Когда свадьба? — Граф до сих пор не выпустил руку Майкла. — Назовите день.
— В субботу, в восемь вечера.
— Так скоро! — взвыла Анна. — Зачем такая спешка?
Граф хлопнул себя по бедрам: его посетило вдохновение.
— Откроем бутылку нашего лучшего шампанского и, может, еще бутылку коньяка «Наполеон»! Сантэн, малышка, где ключи?
На этот раз она не смогла ему отказать.
* * *
Они лежали в объятиях друг друга в своем гнезде из одеял, и Майкл, запинаясь, пытался объяснить ей смысл нового приказа по эскадрилье. Она не вполне понимала его ужасающие последствия. Поняла только, что Майклу грозит страшная опасность, и крепко прижала его к себе.
— Но ты ведь будешь в день свадьбы? Что бы ни случилось, в день свадьбы ты придешь ко мне?
— Да, Сантэн. Приду.
— Поклянись, Мишель.
— Клянусь.
— Нет! Нет! Клянись самой страшной клятвой, какую только можешь придумать!
— Клянусь жизнью и любовью к тебе.
— Ах, Мишель!
Она вздохнула и снова, наконец удовлетворенная, прижалась к жениху.
— По утрам и вечерам я буду смотреть, как ты пролетаешь, и встречаться здесь с тобой каждую ночь.
Они торопливо, с безумием в крови занялись любовью, как будто пытались поглотить друг друга, и эта ярость изнурила их, так что они уснули, сжимая друг друга в объятиях. Сантэн проснулась поздно. В лесу уже кричали птицы, в амбар пробивались первые лучи рассвета.
— Мишель! Мишель! Уже почти полпятого.
В свете фонаря она взглянула на золотые часы, приколотые к блузке.
— О Господи! — Майкл, еще не вполне проснувшийся, начал торопливо одеваться. — Я пропущу утренний патруль!
— Нет, если отправишься немедленно.
— Но я не могу тебя оставить.
— Не спорь! Иди, Мишель! Иди быстрей.
* * *
Всю дорогу Сантэн бежала, оскальзываясь на грязной тропе, но полная решимости быть на холме, когда пролетит эскадрилья, и помахать летчикам.
У конюшни она остановилась, отдуваясь, держась за грудь в попытках отдышаться. Шато в предрассветной темноте походил на спящего зверя, и Сантэн испытала облегчение.
Она медленно прошла по двору, давая себе время успокоиться, и внимательно прислушалась у дверей, прежде чем зайти в кухню. Стащив грязную обувь, сунула ее под печь, на место для просушки, и поднялась по лестнице, стараясь держаться поближе к стене, чтобы под босой ногой не скрипнула половица.
Ее вновь обдало волной облегчения — Сантэн раскрыла дверь своей комнатки, вошла и неслышно закрыла ее за собой. Обернулась к постели и удивленно застыла: вспыхнула спичка, занялся фитиль, и комнату озарил желтый свет.
