в дорогой одежде. В руках он держал элегантную трость с серебряным набалдашником в виде совы. Ее глаза блеснули рубинами в полумраке.
— Сыч? — столкнуться в этой дыре с владельцем «Ледяного Шинка» оказалось полной неожиданностью. Но вне всяких сомнений это именно он.
Маги Света выглядели весьма оригинально, но их диковинные наряды всегда обладали неким привкусом сумасшествия и налетом хаоса. В его образе же прослеживалась идеальная гармония — от начищенных до блеска сапог, до повязанного на шее замысловатым узлом шелкового платка. Он отказался прямых линий и простых форм, выстраивая в костюме изящную игру фактур и оттенков, чтобы несочетаемое идеально сочеталось. Темно-синее пальто из тончайшей шерсти подчеркивало широкие плечи и высокий рост, а темно-серые брюки — длинные ноги. Жилет со сложной вышивкой на имперский манер в виде цветочных мотивов и геометрических форм был застегнут на пуговицы из жемчуга и золота. Светлые волосы выкрашены в сине-фиолетовый и зачесаны волосок к волоску. Положение каждой пряди длинной челки выверено с элегантной небрежностью, а на правом виске выбриты магические узоры. Круглые очки с красно-оранжевыми стеклами в тонкой, почти невесомой оправе завершали образ. Уделив большое внимание деталям, он из совокупности немагических вещей и аксессуаров получил комплект с дополнительной магической защитой, но больше уместный на высоком приеме, чем на Изнанке среди нищих и бандитов.
— Доброй ночи. Называйте меня Филиппом. «Сыч» — это для своих. А с вами мы еще не переходили на «ты», — он снял очки, и его насмешливый и оценивающий взгляд серых глаз оказался прикован к Лисовину, который сразу разгадал его значение.
Он едва доставал Филиппу до подбородка. Лицо и руки немытые после спуска по сливной шахте из Гнезда Журавля. Коленки на брюках вытянуты, ботинки в грязи, кожаная куртка в некоторых местах протерта почти до дыр, на сумке — несколько заплаток. Вдобавок порвалась перчатка. Лисовин попытался хотя бы чуть пригладить растрёпанные ярко-рыжие кудри, отметив, что на затылке образовался колтун.
— Вашего имени я, к сожалению, не знаю…
— Просто Лисовин, — он зачем-то поправил свои громоздкие магические окуляры, которые никогда не сползали, плотно прилегая со всех сторон.
— Очень приятно, — его удостоили вежливой улыбкой. — Поздравляю. Вы прошли проверку. Не каждый сможет пробраться в Гнездо Журавля. Впечатляет. Мне нужен такой талант, как вы.
— Я работаю на Плеть.
— Я готов закрыть ваш долг у Псов…
— Нет.
— Зачем же так категорично? В отличие от вашей предводительницы, я не ограничиваю выбор заказов. Просто время от времени они будут несколько необычными и опасными.
— Я не собираюсь пополнять ряды сопротивления, — перебил Лисовин. — Я в курсе, что вы тайно шпионите и достаете оружие Львам Свободы. Так что не тратьте время на ненужные уговоры.
— Сдашь меня стервятникам? — тон, которым Филипп произнес эти слова, не сулил ничего хорошего. Его репутация для имперцев должна оставаться чистой, чтобы и дальше сливать информацию Львам Свободы.
— А ты меня? — ответил вопросом на вопрос Лисовин. — В конце концов это я вытащил кинжал из Гнезда Журавля прямо из-под носа Крыса.
— Тогда оставьте его себе на память. А это ваше вознаграждение, — обращение вновь стало вежливым, когда Филипп кинул ему кошелек. — Если передумаете, то вы знаете, где меня найти. Еще увидимся.
— Надеюсь, что нет, — бросил Лисовин в спину уходящему заказчику.
Выждав немного, он двинулся в противоположную сторону от той, куда свернул Филипп. Пройдя пару кварталов, он заметил двух мальчишек, следующих за ним чуть в отдалении. Впереди он заприметил еще парочку ребятишек, выглядывающих из-за угла. В его кругах таких называли «шавками». Мелкие наблюдали за домами и выведывали кто побогаче и где можно разжиться чем-то интересным, собирали сплетни и слухи, вели слежку за объектами. Они еще не доросли до реального дела и находились на самой низшей ступени иерархии в банде, поэтому доля на них не выделялась, а пропитание приходилось менять на полезные сведения либо вести будущую жертву к ловушке и подавать сигналы остальным.
На следующем повороте навстречу Лисовину вышли полдюжины человек, доставая инструменты. Имперцы запретили в Лармаде носить с собой оружие любому, кто не служил в сенторийской армии. Но бандиты обходили запрет, вооружаясь вместо мечей и ножей острыми ножницами для стрижки овец, серпами или тесаками для мяса. Лисовин не стал уточнять, чем он так не угодил появившимся головорезам, и нырнул в ближайший узкий проулок. Отталкиваясь ногами о расположенные совсем рядом стены, он молниеносно взобрался до верха, перемахнув на крышу, где лег и затаился.
— Где этот щенок? — раздалось снизу. — Хозяйка требует его на Псарню сейчас же.
Понятно. Это свои. Просто в темноте Лисовин их не признал.
Предводительница Псов не стала дожидаться, когда ее «любимый воспитанник» вернется в логово и отправила за ним «нянек», которые занимались выколачиванием долгов. Убить его они бы не убили, но в приступе чрезмерного уседия могли поколотить, поэтому оставшийся путь до Псарни Лисовин решил проделать по крышам. Если Плеть хотела его видеть, то лучше предстать перед ее очами как можно скорей. Темперамент предводительница имела бешеный и больше всего ненавидела ждать.
Логово банды Псов находилось в старинной заброшенной тюрьме. Казалось, что время здесь остановилось на века. У незапертых железных врат лежали старые рыцарские доспехи, словно задремавший охранник. Входная дверь, покрытая слоем пыли и паутины, скрипела при каждом движении, не оставляя шанса незаметно ее открыть. А за ней — темнота, в которой невозможно разглядеть ничего, кроме ступеней и зловещих теней. Ступени заканчивались площадкой пропускного пункта, за которым тянулись бесконечные коридоры с пустующими и занятыми членами банды камерами. Днем острые лучи разрезали пространство через ржавые решетки на дверях и окнах, а ночью тюрьма погружалась во тьму, так как немногие могли позволить себе пользоваться светильниками или разжигать огонь.
В бывшей тюрьме места хватало всем. В отличие от других банд, каждый пес жил в собственной конуре. И каждый обустраивал ее на свой лад и в силу возможностей. В некоторых камерах не было ничего, кроме тонкого матраса или кучи соломы, одеяла и кое-какой нехитрой утвари. А некоторые обставляли роскошной мебелью, устилали коврами и вешали замок на дверь решетки. Хотя у своих воровать не принято. Если поймают, то не только лишишься крова над головой и всего имущества — выставят из логова на улицу голым и избитым. Оказаться изгоем на Севере — это верная смерть.
В главном
