- Замечательно. Видна моя школа. Ещё чаю налить?
— Ни в коем случае. Ты хочешь, чтобы утром я была отёчная, как с похмелья?
— Подумаешь, большое дело. Или у тебя утром ответственная встреча? — спросил Чистяков, подливая себе чай.
— Ну, может и не очень ответственная, но встреча. Надо выглядеть прилично.
— И кто счастливец?
— Какой-то воротила шоу-бизнеса. Ты в современной эстраде разбираешься?
— Не больше, чем ты. Но поскольку телевизор я всё-таки смотрю чаще, то кое о чём осведомлён.
— Певца Игоря Вильданова знаешь?
— Конечно. Он один из немногих, кого ещё можно слушать в моём возрасте. Не дрыгается, не трясёт длинными лохмами, не вопит и не бормочет себе под нос. У него хоть голос есть, в отличие от многих других, и вкус безупречный.
— Вкус? — удивилась Настя. — Это в чём же выражается?
— В репертуаре. Песни у него мелодичные, красивые, и в них, опять-таки в отличие от подавляющего большинства песен, есть нормальные человеческие слова, скомпонованные во вполне приличные рифмы. Ты собираешься его озарить светом своего сыщицкого внимания?
— Да ну ты что! — Настя всплеснула руками. — Зачем он мне? Меня интересует его администратор.
— О, наконец-то управление по организованной преступности добралось до шоу-бизнеса, — удовлетворённо заметил профессор математики, размешивая ложечкой сахар. — Вам что, заняться больше нечем? Лучше бы раскручивали тех, кто пускает в оборот бюджетные средства вместо того, чтобы этими деньгами платить зарплату шахтёрам и учителям. Настоящую опасность для государства представляют голодные бунты, а не разбогатевшие администраторы, неужели это непонятно? Ася, я вообще не понимаю, зачем ты сменила работу. В уголовном розыске ты хотя бы точно знала, что и зачем делаешь. Есть труп, и нужно обязательно найти убийцу, кто бы он ни был, потому что лишать людей жизни нельзя никому. В такой постановке мне задача понятна. А вот чем твоя новая контора занимается, не понимаю не только я один. Этого не понимает никто, в том числе и ты сама. Я прав?
— Почти прав. Организованная преступность как таковая на самом деле состоит из множества отдельных действий, которыми с успехом может заниматься и уголовный розыск, и наши коллеги-экономисты, и налоговая полиция, и таможенники. Те, кто занимается борьбой с организованной преступностью, всё время вынуждены делить горшки с розыском и другими службами, потому что совершенно непонятно, кто чем должен заниматься. И мы постоянно путаемся друг у друга под ногами и только мешаем. Но это не к ночи будет сказано, Лёш, уже спать пора, а проблема сложная и разговор длинный.
— Согласен, — Чистяков залпом допил чай и поставил чашку на блюдце, — выходит, что я прав. А почему «почти»?
— Да потому, что шоу-бизнесом мы не занимаемся. Мне нужен конкретный человек, который много лет назад был вхож в одну семью, он совершенно случайно оказался администратором известного певца, а мог бы быть слесарем или военным.
Алексей, собиравшийся было уже идти в комнату, при её последних словах снова сел за стол. Он внимательно посмотрел на жену и нахмурился.
— Минуточку, я что-то не понял, что происходит. Ты меня уверяла, что ушла к Заточному, чтобы заниматься своей любимой аналитической работой и в качестве бесплатного приложения к этому удовольствию ещё и получить звание подполковника. Работа у тебя бумажная, а не оперативная. Я ничего не путаю?
— Пока ничего. А что тебя смущает?
— Так почему же ты вдруг интересуешься некоей семьёй, в которую много лет назад был вхож какой-то там музыкальный деятель?
— Ребятам помогаю, — Настя пожала плечами и улыбнулась, — самое обычное дело. У них есть труп и есть подозреваемый, но подозреваемый настолько туманный и непонятный, что хорошо бы узнать, каким он был много лет назад, и администратор Вильданова, вполне возможно, сумеет меня на эту тему просветить. Вот и всё. Чего ты испугался, Лёшик? Я тебе клянусь, не будет никакой стрельбы и вообще ни малейшего риска для жизни.
— Крутишь ты, как всегда, — проворчал Алексей. — Ладно, пошли спать, от тебя всё равно правды не добьёшься.
Вячеслав Олегович Зотов смотрел на Настю чуть насторожённо, но в общем доброжелательно.
— Почему вас интересуют такие давние дела? — спросил он. — Столько лет прошло…
Она улыбнулась и взяла сигарету.
— Старший Немчинов вернулся, и мы, вполне естественно, хотим знать, чего можно ожидать от него. Нормальный милицейский интерес. У него внучка, у внучки поклонник, почти жених. Этого жениха убивают, и первое, о чём думают работники милиции, это о дедушке, который однажды уже совершил убийство и отсидел за это девять лет. Разве вам это кажется странным?
— Нет, в такой постановке вопроса всё понятно. Но я не верю.
— Во что вы не верите? — удивилась Настя. — В то, что Василий Петрович Немчинов может убить во второй раз?
— И в это тоже.
Зотов вскочил с кресла, в котором сидел, вальяжно развалившись, и начал нервно ходить по комнате.
— Поймите же, я и тогда не понимал, и сейчас не понимаю, зачем отцу убивать своего сына. Для меня это было полной неожиданностью, да и для всех, кто знал Гену и Свету Немчиновых. У них никогда не было конфликтов с отцом. Я просто не представляю, из-за чего они могли бы поссориться, и так серьёзно, так крупно, чтобы дело дошло до убийства. Настя с любопытством наблюдала за Зотовым. Красивый рослый мужчина чуть старше сорока, прекрасные манеры, хорошо поставленный голос. Он, наверное, отлично смотрелся бы на сцене. Или во главе стола, за которым идут серьёзные переговоры. А вместо этого он занимается устройством дел молодого певца. Ладно ещё, если бы Зотов работал в продюсерской фирме и профессионально занимался менеджментом, организовывая концерты и выступления многих музыкантов. Но он представляет только самого себя и работает только для Вильданова. Почему? Вильданов — не Паваротти, у которого концерты расписаны до 2005 года, и вполне понятно, что великий тенор при своей бешеной популярности и загруженности должен иметь собственного администратора. На организацию дел Игоря Вильданова не нужно столько времени и сил. Почему бы Зотову не заняться ещё чем-нибудь, не взять под крыло ещё каких-нибудь исполнителей? Создал бы собственную фирму, и денег бы заработал больше.
— Значит, вы утверждаете, что отношения у отца и сына Немчиновых были хорошие, — полувопросительно сказала Настя.
— Хорошие, — подтвердил Вячеслав Олегович.
— А близкие?
— Что — близкие? — не понял он. — Вы имеете в виду других родственников?
