…Они вошли к Андрею. Гость не раздеваясь присел на табурет. Темное, в белых лучах морщин, скуластое лицо Сердечкина, казалось, хранило легкую грусть, он поднял глаза, в них словно бы промелькнула тень неловкости.
— Ну, рад тебе сообщить… Командир полка вмешался… Словом, не дали тебя прокурорам. — Улыбка тронула губы подполковника, но ни эта улыбка, ни бодрый голос почему-то не обрадовали Андрея, что-то обломилось в нем за последние сутки, затвердела душа. Томящее, тревожное чувство не проходило. — Я уезжаю на родной завод. Аня пока на хуторке, у приятеля на молочке.
«Вот оно. Или еще не все?»
— А полк получил задание — рейд по следам Ковпака, до Карпат. Очистить землю от этой нечисти…
Он уже сообразил, в чем дело, машинально кивал.
— Мне надо в больницу, к Стефе.
— Конечно, само собой… Я тебя не задерживаю.
Вряд ли он знал о ранении Стефы. А может, и знал. А за окном разливались гармоники, трескучие девчоночьи голоса частили наперебой.
— Ну, попрощаемся.
Они обнялись.
— Значит, к вечеру и выезжай прямо в Ровно, там на въезде будет наш регулировщик, покажет штаб. Получишь приказ.
— Ясно…
Они еще немного посидели молча, без слов. Теперь, когда все было позади, к Андрею вернулось знакомое, мучившее все последние дни ощущение приутихшей боли. Он не мог простить Стефке безволия, какой-то овечьей покорности судьбе, обернувшейся бедой. Вот тебе и урок…
«А тебе, — точно жалом кольнуло изнутри. Вонзилось, уже без поблажки. — Степин оппонент, аналитик доморощенный! Сам-то не виноват в том, что произошло? Ах ты, мыслящая натура, великодушный прохиндей».
Он почувствовал, как взялись жаром обдутые ночным морозом щеки.
«Как же ты не разглядел за этим открытым свободомыслием врага?» — «Но ведь он был искренен, вот что сбило с толку». — «Он попросту был слеп в своих откровениях! Ах ты, боже мой, он искал истину, этот волчонок, искал правду, но если цена ей — кровь и страданья, разве не стоит за нею обычный банальный интерес, неосознанная корысть, инстинкт собственника, зверя?» — «Но тогда, что же тогда?» — «Нечего лезть в высокие материи, философствовать, а надо драться — отрешенно, насмерть. И отвечать кровью за кровь? И никуда от этого не уйдешь. Так просто…»
Дмитрий БИЛЕНКИН
ВЕЧНЫЙ СВЕТ
Рисунки Г. ФИЛИППОВСКОГО
Сначала возникла точка.
Система корабельного зрения мгновенно напряглась, как человеческий взгляд при попытке разглядеть далекий и смутный предмет. В ту же миллисекунду Киб зажег над пультом стандартный сигнал.
Но обсервационная была пуста. Киб это знал. Собственно, он существовал еще и затем, чтобы людям не надо было круглосуточно следить за Пространством и беспокоиться при появлении вдали обычных, достойных лишь автоматической регистрации объектов. Похоже, сейчас был тот самый случаи. Неизвестный объект шел по касательной на пределе видимости и явно ничем не грозил звездолету. В общем-то, Киб уже понял, что это такое, и продолжал напряженно вглядываться лишь потому, что человек наделил его острой любознательностью.
Текли минуты, каждая из которых перемещала корабль на миллионы километров в Пространстве.
Все шло своим чередом.
Не совсем.
Конкин, что с ним редко бывало, проснулся раньше времени. Впрочем, не это его удивило, а ясное, четкое и недвусмысленное, как звонок, ощущение, что он обязан проснуться.
Откуда оно взялось? С минуту Конкин неподвижно лежал с открытыми глазами. В каюте было темно, тихо, уютно — Киб берег сон так же надежно, как и корабль. Быть может, что-то скрывалось в сновидении? Снилась какая-то авантюрная чепуха, будто он должен проникнуть в некий замок, что-то разведать в нем, и все шло прекрасно, только уже при выходе из замка охранник вдруг изумленно уставился на карманы его штанов.
Конкин тоже невольно опустил взгляд и удивился не менее: из его брючных карманов нагло торчали столовые ложки!
— Что это у вас? — подозрительно вопросил крепколицый страж.
— А это, видите ли, хобби у меня такое… — ответствовал Конкин.
Столь нелепый ответ почему-то развеселил обоих. Тугое лицо охранника расплылось в понимающей улыбке, а Конкин почувствовал себя беззаботным зрителем приключенческой, с самим собой в главной роли, комедии. Он весело шагнул к воротам, но вместо охранника там уже стоял худой и грустный Дон-Кихот в латах.
Это обычное во сне превращение лишь смутно удивило Конкина; однако ему стало неловко за торчащие из кармана ложки. Но Дон-Кихот смотрел дружелюбно, печальный взгляд карих глаз идальго словно был освещен изнутри мягким закатным светом, и у Конкина сразу потеплело в груди.
— Хорошо, что вы здесь, — сказал он удовлетворенно.
— Где мне еще быть, как не в памяти? — спокойно проговорил Дон-Кихот, и Конкина поразила понятная лишь в сновидении мудрость такого ответа.
И тут что-то заставило его проснуться.
Что?
Не составило труда сообразить, откуда в сновидении взялся Дон-Кихот и в чем смысл его ответа. То была всего лишь фантастическая проекция недавних слов Зеленина, который обожал парадоксы. «Знаешь, что странно? — сказал он тогда Конкину. — В старину так много писали о «чудесах техники» и не замечали куда больших чудес искусства». — «Каких именно?» — полюбопытствовал Конкин. «Да самых обычных. Кого ты, например, лучше знаешь — Гамлета или Шекспира, Дон-Кихота или Сервантеса, Робинзона Крузо или Дефо? Кого мы лучше представляем, кто для нас в этом смысле реальней — образ или его создатель?» — «Не вижу в этом парадокса». — «А я вижу. Что мы знаем о тысячах и тысячах современников того же Гамлета, которые действительно жили, любили, страдали, боролись? Ничего! Будто их не было вовсе. А вот Гамлет для нас существует. Есть в этом какая-то несправедливость…»
Выходит, эти слова затронули что-то глубокое, раз они всплыли во сне. Но при чем здесь четкий нетерпеливый сигнал «проснись!»?
Разгадка, сколько Конкин ни думал, ускользала. Он знал, что в таких случаях надо сделать. Забыть, переключиться! Тогда ответ будет искать само подсознание и, возможно, найдет.
А начать следует с обычной разминки, сегодня она особенно кстати.
Сообразив, кто именно сейчас бодрствует, Конкин ткнул кнопку вызова.
— Приятного пробуждения, брат моллюск! — тотчас плеснулся из динамика веселый голос Зеленина.
— Старо, — ответил Конкин, одеваясь. — Было.
— Где? Когда? — встрепенулся голос, и Конкин живо представил, как над изумленным глазом приятеля косо взметнулась бровь, как дрогнула рука с неизменно зажатым в ней миниатюрным компьютером.
