искал способ продолжить себя в других.
Весь верхний этаж башни занимала зеркальная зала. Тридцать четыре зеркала, и каждое вело в другой мир. За каждым светилось не только отражение Мазеда, но и пейзаж иной планеты, иного измерения. Кроме хозяина, никто еще не бывал в этой зале прежде – Оргротор стал первым.
- Это подойдет, - сказал он. – Это даже лучше, чем кривые зеркала. Теперь нужна кровь.
Мазед с готовностью отдал целое ведро своей крови. Каждое зеркало окаймил алой рамкой и написал в углах слова индивидуальности. Он не хотел получить кучу близнецов – каждый потомок должен чуть-чуть отличаться от него и своих сиблингов.
Эта зала была его святая святых, его путем за Кромку. Мазед много веков ее отшлифовывал. Зеркала висели по кругу, и все было так рассчитано, что отражения не пересекались. Напротив каждого стекла была глухая стена, и каждое было ограничено толстой рамой, так что даже боком ничего не попадало.
Кто-кто, а Мазед знал, насколько это опасно – когда одно волшебное зеркало отражает другое. Получается зеркальный тоннель, способный увести в необозримые глубины мироздания – и оттуда могут явиться такие гости, что заставят обгадиться даже демона.
Встав точно в центре, Мазед разделся догола, выдохнул серебристый дым, и зала наполнилась иллюзиями. Льющийся сверху свет многократно преломился, и тридцать четыре отражения задвигались вместе с Мазедом.
Поначалу отражения были точными – но быстро стали искажаться. Черты, силуэты, движения – они все меньше совпадали с оригиналом. Зеркальные Мазеды начали обретать собственную жизнь.
Парящий под куполом Оргротор раскинул руки – и его тень упала на Мазеда. Ровно половина отражений оказалась в сумраке – и изменилась еще сильнее. Эти уже совсем не были Мазедами – скорее Мазедессами.
Язык Древнейшего закатил глаза. Его слегка колотило, эманации Оргротора вливались в него и наполняли жизнью зеркала. Тридцать четыре отражения тоже затряслись, задергались... и принялись дубасить в стекло кулаками.
- Просто откройте двери, ребятишки!.. – захлопотал Мазед, как несушка.
Вот, первое отражение вырвалось наружу! Кровь Мазеда со свистом втянулась в него, даруя плоть, делая материальным. Глаза засветились истинным сознанием, монада души зажглась, словно вспышка новой звезды.
Мазед ахнул, радостно хлопнул в ладоши – но то было только начало. Второй, третий, четвертый!.. один за другим они выходили в залу – а зеркала за ними тускнели и чернели, навсегда становясь просто матовыми стеклами. Дети Мазеда забирали себе волшебство Зазеркалья.
Вот уже их ровно тридцать четыре – семнадцать юношей и семнадцать девушек. Они были несомненно подлинными существами, настоящими демонами – не иллюзиями, не демоникалами, не Ярлыками. Они ничем не уступали гохерримам, нактархимам, сурдитам.
Разве что...
- Какие малюсенькие... – растерянно молвил Мазед, когда те подошли поближе. – Они... они даже меньше ла-ционне.
- Да... стоило взять зеркала побольше... или комнату поменьше... – тоже немного растерянно сказал Оргротор. – Надеюсь, ты не в обиде?
- Нет, так даже лучше, - довольно потер руки Мазед. – В них плотнее сконцентрировано волшебство. Будут самые лучшие колдуны. А к тому же... я возвышаюсь среди них, как гора! Они будут поклоняться мне, как своему богу!
- Нет, не будем, - с некоторым вызовом сказал тот, что вылез самым первым.
- Ах ты мой маленький несмышленыш! – умилился Мазед. – Я назову тебя... Мараул.
- На старопаргоронском это означает «сварливый», - пояснил Янгфанхофен, заметив замешательство собеседников.
Усталый, но счастливый Мазед пригласил Оргротора отметить успешное завершение родов. Снова оказался накрыт огромный стол... теперь еще больше, еще богаче! И кроме двух Органов за ним расселись тридцать четыре гомонящих рогатых карлика.
Своим волшебством Мазед сотворил для них одежду – самых разных фасонов и цветов. Из всех тридцати четырех миров, с которыми имел дело – и каждый детеныш нашел себе что-то по душе. Самый старший, Мараул, первым облачился в алую мантию и колпак и первым плюхнулся на стульчик возле отца.
За пиршеством Мазед раздал имена им всем. Оргротору тоже хотелось поучаствовать, но Мазед был так счастлив и так носился со своим потомством, что он не стал встревать.
И то сказать – именно от Оргротора им не досталось почти ничего. Он наделил их только разделением на мужчин и женщин, да способностью к размножению – все остальное они получили от Мазеда.
Кроме его хронической болезни, к счастью. Ни у кого не оказалось ни рубцов, ни отростков по всему телу. Совсем крохотные – зато и совершенно здоровые.
Когда имя получил самый младший детеныш, Каген, Мазед сложил руки на животе и умиротворенно вздохнул:
- Ну что ж, пусть я однажды умру. Зато какая у меня огромная семья!
Оргротор вздрогнул. В каком-то смысле это были и его дети – но Мазед явно не собирался ими делиться. Теперь его башня наполнится жизнью, будет кишеть молодыми демонами-колдунами.
А через несколько поколений гохерримов и нактархимов ожидает неприятный сюрприз. Закромочный кудесник, которого много веков пытаются присоединить к какой-нибудь фракции, неожиданно создал свою.
Сами малыши тоже не воспринимали Оргротора как свою... мать?.. второго отца?.. они смотрели только на Мазеда, и смотрели с почтением. Не как на живого бога, конечно, но как на кумира и родоначальника.
Любимого батюшку.
- Запомните, дети, - наставлял их Мазед, когда Оргротор потихоньку удалился. – Перед лицом вечности нет ничего важнее семьи.
Верные слова. Оргротору они тоже запали в душу.
58869 год до Н.Э., Паргорон, Обитель Саа’Трирра.
- Ты звал меня, Саа’Трирр?
Огромный серый купол устремил свои чувства к гостю. Оргротор был совсем мал в сравнении с Космическим Разумом – так в последнее время все чаще прозывали Саа’Трирра. Когда Мозг обращался к кому-то, все трепетали, ибо могущество его было подавляюще и безгранично.
- Да, - раздалось в голове.
Саа’Трирр говорил, не говоря. Посылал слова, не издавая звуков. Это не было обменом мыслями, хотя чужие разумы были ему что раскрытая книга.
- Мазед очень благодарен тебе. Его племя разрастается.
