длинному, узкому и неудобному проходу нужно суметь проползти более ста метров, прежде чем попадешь в один из гротов. Зимой в пещеру можно попасть только этим крайне неудобным и опасным путем: водопад замерзает, образуя неприступную ледяную стену.
Однако природа переменчива, а иногда и заботлива. Преодолев все трудности и попав в грот, обнаруживаешь, что он представляет собой идеальное убежище: здесь можно не просто укрыться от нежелательного чужого взгляда и спастись от непогоды, здесь можно жить. Температура воздуха здесь всегда постоянна: чуть более пятнадцати градусов тепла. В гроте слышен шум ручейка, вода которого вполне годится для питья, кроме того, круглый год тоже сохраняет одинаковую температуру, то есть служит для горной полости своеобразным климат-контролем. Кроме того, эта прошедшая сквозь бесчисленные природные фильтры вода богата минералами и даже целебна.
Разбушевавшаяся в тайге стихия не оставила в стороне даже укрытый глубоко в скале грот – вой ветра, раскаты грома и отблески молний проникали и сюда. Это беспокоило сидящего спиной к «окну» пещеры «снежного человека» и мешало ему предаваться привычному занятию. Свет в гроте стал похож не на луч фонарика, а на работу электросварки или мерцание стробоскопа – частые мертвенные вспышки, многократно отражаясь от пола и стен пещеры, не давали сосредоточиться, внушали тревогу. Почувствовав, что снаружи творится что-то невероятное, доселе им невиданное, обитатель грота встал и направился к «окну». По его неспешным, но уверенным шагам и движениям было видно, что живёт он здесь давно, и каждый уголок пещеры знаком ему той внутренней памятью, с которой городской житель, не раздумывая, находит в утреннем полусне путь из спальни в ванную.
Покидать своё убежище ненастной ночью для нашего «йети» было делом привычным. Он твёрдо помнил наказ мамы – выходить в тайгу только ночью и только в непогоду, ведь именно в такую пору ни один человек не осмелится появиться в лесу. Он помнил всё: как они убежали от людей, как нашли это жилище, как в пещере мама обнимала его и с нежностью прижимала к себе. Он помнил, как здесь она часто ему объясняла, почему они должны были скрыться: чтобы его, рождённого не похожим на всех, не обижали и не травили, или, того хуже – не изловили и не измывались по злобе и на потеху.
Люди слабы, и именно в ненастные тёмные ночи их особенно обуревает подсознательный страх. А значит, можно ходить по тайге без опасения быть замеченным. Зверей обитатель пещеры не боялся, ему были страшны люди.
Подойдя близко к отверстию, служащим ему «окном» пещеры, он несколько раз простонал, а потом, повернув голову в сторону своих скульптурных творений, находящихся рядом с так называемой «спальней», где лежали рядом останки его мамы, негромко произнёс: «По-за-лэй… Мэ-на… Ма-ма… Йа-бэз-тэба-жъы-ву… Нэ-жъы-ву». Но в полном безмолвии пещеры он не услышал голоса единственного дорогого ему человека и направился в сторону выхода. С каждым шагом, приближающим его к выходу, всё отчётливее и громче стал слышаться шум водопада…
Шаг под водопад – и одинокий таёжный сын оказался уже в другом, полном опасностей пространстве. Здесь он увидел воочию, как сильно, неистово сегодня разгневалось небо! В какой-то момент ему пришлось даже ухватиться за дерево, чтобы не быть сброшенным ветром вниз…
«У-во-о!» – произнес-провыл «снежный человек». Он издавал такие звуки в состоянии любого эмоционального потрясения. И это сочетание звуков после неоднократного повторения ему так понравилось своей простотой и в то же время ёмкостью, что он стал считать их способом обращения к своей маме в стремлении передать ей своё состояние, и чем-то вроде своего прозвища. Тем более что такое сочетание звуков вполне объяснимо: когда в раннем детстве малыш начинает произносить первые звуки, то, заметив что-то новое и удивительное, вытягивает губки трубочкой и протяжно гудит: «У-у-у…». Позже, когда приходит узнавание предмета или явления, появляется второй звук: «О-о-о…», или «Во-о-о…». Так чем Уво хуже других имён?
Собственно, речь для Уво не была необходимостью, ведь разговаривать ему довелось только с мамой, а она всегда понимала сына, и со словами, и без слов – ей достаточно было его взгляда. Но мама умерла совсем молодой…
Ночь… Тайга… Ураганный ветер буквально громил всё кругом, предупреждая всё живое о необходимости укрыться. Небо всё больше заволакивало тучами. Казалось, ещё мгновение и наступит полный мрак. Даже тучи прекратили свою небесную пляску. И вдруг на миг установилась пугающая тишина, а вслед за этим небо разодрала огромная молния. Казалось, взорвалось и загорелось само небо, но своим необычным, недоступным людям острым взглядом Уво увидел, что взорвалась и тайга. Не так уж и далеко по таёжным меркам от его убежища полыхал каким-то неестественным, не природным пламенем довольно большой участок того, что совсем недавно было девственным, нехоженым лесом. Впрочем, струи могучего ливня быстро сбивали пламя.
Лес вокруг своего «дома» Уво знал наизусть, поэтому добрался до места странного пожара кратчайшим путем. Увиденное потрясло его. Здесь были люди. Много людей. Но опасаться их уже не стоило – все они были мертвы… На выжженной поляне было разбросано и множество вещей, о назначении которых лесной затворник не знал, и даже догадываться не мог, он попросту никогда не видел вблизи «плодов цивилизации». И хотя на летящие по небу серебристые стрелы Уво обращал внимание не раз, но воспринимал их как одно из природных явлений. Его разум просто не мог связать инверсионный след не с обычным облаком, а с творением человеческих рук; а сверкающий наконечник этого облака – с машиной, несущей в своем чреве десятки, а то и сотни людей. Для построения такой логической цепочки у Уво не было ни фактов, ни знаний.
Неожиданно его внимание привлекло движение. По пепелищу двигался ЖИВОЙ человек. А это была прямая опасность – так говорила мама. Уво скрылся в густых кустах, но не убежал, – как и всякому разумному существу, ему было свойственно любопытство. Перед его взглядом находилось столько нового, что оно пересилило даже впитанный с младенчества запрет. Впрочем, живой человек его не замечал, и сам, казалось, находился в глубокой растерянности. Более того, Уво чувствовал, что «живой» сильно испуган. И страх его был совсем другим. Человек был в ужасе от свершившегося на таёжной поляне, в то время как Уво боялся только самого этого человека.
Неожиданно чуткий слух лесного жителя уловил звук, который он мгновенно классифицировал как жалобу детёныша. Но откуда здесь взяться детёнышу, всё зверьё попряталось от необычайно сильной грозы.
По поведению человека на поляне Уво понял, что тот тоже
