— Рассказывайте, прошу вас, рассказывайте, эти сведения мне очень важны. — Вячеслав сунул в рот очередную сигарету.
— Вроде говорить больше нечего, — виновато развела руками Анна Афанасьевна, недоумевая, что такого важного было в ее словах и отчего так волнуется следователь.
— Сами-то вы в то время как думали: причастен Купряшин к убийству или нет?
— Когда все на селе об одном и том же говорят, поневоле прислушиваешься и верить начинаешь. Да и вообще, если бы про хорошего говорили, усомнилась бы, а про такого — всему поверишь. По правде сказать, у меня тогда тоже имелись основания подозревать Федьку.
— Ну-ну, — Вершинин даже подался в ее сторону.
— В то лето сенокос хороший был. Мне для косьбы выделили поляну в лесу, в двух километрах отсюда. С утра, кажется в выходной, мы со старшим сыном косили, а потом прилегли в тени отдохнуть. Сын заснул, а я сквозь дрему вдруг голоса слышу: мужской и женский. Вижу, метрах в ста Федька Купряшин, с ним женщина молодая. Слов их я не разобрала. Меня они не заметили. Но, как только слух об убийстве прошел, я сразу об этом участковому рассказала; Шустов у нас тогда работал участковым.
Вячеслав не выдержал и вскочил со стула:
— Приметы, приметы той женщины вы не запомнили?
— Приметы? Нет, я их издалека видела, да и времени прошло с тех пор немало. Забыла. — Внезапно догадка осенила ее. Она с изумлением посмотрела на Вершинина, — Вячеслав Владимирович! Неужели?.. Быть не может…
— Может, Анна Афанасьевна, может. Вполне возможно, что именно вы были последним человеком, видевшим ту женщину живой. А ошибки и в нашем деле бывают.
— Разумеется, разумеется, — машинально повторила Голикова, думая о чем-то своем. — Тогда вся эта история приобретает смысл.
— Какая история? — Вячеслав уже у порога резко повернулся.
— История с учительницей. Видите ли, когда Купряшин исчез из села, мать его в своем доме недолго прожила, вскоре забила окна и двери и с тех пор обитает у подружки через две улицы, а дом так заброшенный и стоит. О ее поступке много всяких догадок ходило, но в основном они сводились к тому, что она якобы боится там жить. Чего-то боится. Кто говорит, труп ей тот мерещится, кто приписывает нечистую силу. Болтовни не оберешься, и теперь, мне кажется, неспроста. И жить не живет, и продавать не продает. Вы побывайте около дома, он в той стороне, на краю села. — И она показала в окно на темно-зеленую полоску леса.
Вечером, когда солнце уже клонилось к закату, Позднышев проводил гостя к электричке. По дороге Вершинин поручил участковому узнать, где живет сейчас учительница Слепова и верны ли слухи о ее смерти. Ему не хотелось верить, что время и тут отрубило одну из тонких ниточек, связывающих с разгадкой убийства на озере.
Электричка тронулась. Невысокая фигура Позднышева с приложенной к фуражке рукой медленно отдалялась. Вдалеке, отражая лучи заходящего солнца, кровавым пятном блеснула Прорва,
«Где-то здесь, прямо за лесом, заброшенный дом Беды, — подумал Вячеслав, всматриваясь в убыстряющую свой бег зеленую полосу. — Крайний дом у леса. Если предположить, что я на правильном пути и убийство совершил Беда, полотна железной дороги ему не миновать. Иного пути на Прорву нет. Значит, скорее всего на рассвете, когда окуневские еще спали, Купряшин мог отнести труп на озеро. Идти пришлось бы в основном лесом. Самый опасный участок, несомненно, железная дорога. Место открытое, да и на кого-нибудь из железнодорожной обслуги можно нарваться. Вот с кем поговорить неплохо. Надо выяснить в управлении дороги, кто в то время обслуживал окуневский участок пути».
Вспомнился небольшой домик вблизи железно-дорожного переезда. Он выглядел жилым. Внезапно Вячеславом овладело непонятное беспокойство. Ход его мыслей, казалось, пересекся с чем-то ему уже известным. Он мучительно пытался вспомнить, что его беспокоит. Неожиданно словно высветило. Вершинин даже подскочил на месте, не обращая внимания на опасливо отодвинувшегося пожилого железнодорожника.
«Ну конечно же! — чуть не вскрикнул он. — Ведь Вареников рассказывал мне о смерти путевого обходчика, которую тоже приписывали Беде».
Утром следующего дня, в понедельник, Вершинин проспал и опоздал на работу. Он не поверил Глазам — часы показывали половину, десятого. В реальности убедил, однако, неумолкаемый гул грузовиков за окном; Сказалось напряжение последних дней. Он действительно был загружен до предела.
В прошедшую ночь добраться до кровати удалось где-то а третьем часу, хотя из Окунева приехал засветло. Завел в электричке разговор с соседом-железнодорожником, и оказалось, что тот проработал на этом участке лет двадцать. Он и фамилию окуневского путевого обходчика, который попал десять лет назад под поезд, назвал не задумываясь — Николай Свирин.
Вершинин не стал дожидаться утра, а сразу же пошел в линейный отдел милиции, расположенный в здании вокзала. Он знал, что Стрельников дежурит сутки, и решил попросить его оказать помощь в розыске материалов о несчастном случае. Уж слишком подозрительной казалась смерть обходчика. Виктора не было — уехал на происшествие, и Вячеславу пришлось еще часа два просидеть в дежурке, дожидаясь его приезда.
Рассказ Вершинина Стрельников выслушал с большим вниманием и пообещал в тот же день перерыть все архивы отдела.
Из-за всех этих треволнений он добрался домой почти перед рассветом и теперь чувствовал себя провинившимся школьником — все знали, что Зацепин не терпел опозданий.
В прокуратуру Вершинин проскользнул бесшумно, а у входа вопросительно взглянул на секретаршу. Та сделала страшные глаза и показала через плечо на дверь шефа. Вячеслав вошел к себе в кабинет, жестом позвав за собой Тоню.
— Меня кто-нибудь спрашивал, кроме шефа? — спросил он, вынимая из сейфа находящиеся в производстве дела.
— Спрашивали. Вареников из УВД просил вас сразу, как появитесь, позвонить, а потом Сухарников дело вам с нарочным прислал.
Тоня вышла и принесла толстую папку.
Перелистывая страницы, Вершинин в то же время пытался связаться с Варениковым, телефон которого беспрестанно отвечал на вызовы короткими гудками. Наконец удалось соединиться.
— Привет! — обрадованно закричал Вареников. — Я вас все утро разыскиваю. Есть новости. Я подъеду через полчаса.
Дело оказалось самым ординарным. За Бедой, видимо, следили и неожиданно задержали на рынке. При обыске нашли двое золотых часов, которые значились в розыске. Потерпевшие опознали свои вещи. По их словам, ограбление совершили три преступника приблизительно одного и того же возраста. Купряшина они запомнили, судя по описанию примет, хорошо. Другим был Корочкин, впоследствии также ими опознанный, а третий остался неизвестным. Его примет потерпевшие почти не запомнили. Следователю пришлось немало повозиться, чтобы собрать доказательства вины преступников; Купряшин и Корочкин отрицали самые бесспорные факты. Купряшин сразу заявил, что часы купил на рынке у неизвестного, и гнул эту линию до конца. Виновность их тем не менее была доказана, и суд осудил обоих к семи годам лишения свободы. Третьего участника следователю установить не удалось, хотя подозревали нескольких. Наиболее подходящим оказался парень с допотопным именем — Филимон Куприянович Чернов. Его также предъявили на опознание обоим потерпевшим, и оба они сошлись во мнении, что он очень похож на третьего грабителя, но, к сожалению, твердо сказать не смогли. Не удалось установить также факты знакомства Чернова ни с Купряшиным, ни с Корочкиным. Чернов оказался замешанным в каких-то других делах, поэтому материалы на него выделили в отдельное производство.
