— Когда ушел в Гонолулу последний китайский пароход?
— «Город Пекин» отправился сегодня в половине второго, — последовал ответ.
— Ясное дело, — сказал Джим. — Он отплыл, не будь я Пинкертоном. Отправился с целью предупредить нас на Мидуэй-Айленде.
Я был не вполне уверен, некоторые обстоятельства дела, неизвестные Пинкертону, — например, испуг капитана, — заставляли меня думать иначе; и мысль, что я обратил в бегство мистера Диксона, хотя опиравшаяся на очень шаткое основание, упорно сидела в моей голове.
— Не посмотреть ли нам список пассажиров? — спросил я.
— Диксон такое чертовски обыкновенное имя, — возразил Джим, — притом же он, наверное, переменил его.
Тут у меня мелькнула другая мысль. Мне представился как бы фотографический снимок уличной сцены, со всеми подробностями, бессознательно снятый в минуту задумчивости: вид с крыльца Беллэрса, грязная улица, проезжающие ломовики, телеграфные провода, китаец с корзиной на голове и, почти напротив, угловая бакалейная лавка с именем Диксона большими золотыми буквами.
— Да, — сказал я, — вы правы, он, наверное, переменил его. Да я и не думал, что это его настоящее имя, я думаю, что он взял его с вывески бакалейщика против Беллэрса.
— Очень просто, — заметил Джим, все еще стоявший на тротуаре, нахмурившись.
— Что же мы предпримем теперь? — спросил я.
— Всего правильнее было бы наведаться на шхуну, — ответил он. — Но… не знаю. Я телеграфировал капитану лететь на нее сломя голову, он обещал и, думаю, уже возится с нею. Мне кажется, Лоудон, не мешает попытать Трента. Трент участвовал в деле, он увяз в нем по шею, если он не может купить, то может дать нам указание.
— Я то же думаю, — сказал я. — Где нам найти его?
— В английском консульстве, конечно, — сказал Джим. — И это другой повод покончить сначала с ним. На шхуну мы можем явиться когда угодно, но консульство, когда заперто, так заперто.
В консульстве мы узнали, что капитан Трент остановился в «Уайт-Чир-Гаузе». Мы покатили в эту большую и неаристократическую гостиницу и обратились к рослому клерку, который жевал зубочистку, устремив взгляд вперед.
— Капитан Джэкоб Трент?
— Уехал, — сказал клерк.
— Куда уехал? — спросил Пинкертон.
— Кто его знает! — сказал клерк.
— Когда уехал? — спросил я.
— Не знаю, — сказал клерк и с простотой монарха показал нам свою широкую спину.
Боюсь и представить себе, что могло случиться дальше, так как возбуждение Пинкертона росло и теперь достигло опасной степени, но вмешательство второго клерка избавило нас от крайних мер.
— А, мистер Додд! — воскликнул он, подбегая к нам. — Рад вас видеть, сэр! Не могу ли быть чем-нибудь полезен вам?
Добрые дела вознаграждаются. Это был молодой человек, восхищенный слух которого я тешил романсом «Перед самой битвой, мама» на одном из еженедельных пикников; и вот, в тяжелую минуту моей жизни, он явился на помощь.
— Капитан Трент с разбившегося судна? О, да, мистер Додд, он уехал около двенадцати, он и еще один матрос. Канака уехал раньше, я знаю это, я отправлял его сундук. Капитан Трент? Я справлюсь, мистер Додд. Да, они все были здесь. Вот их имена в списке, не угодно ли вам просмотреть, пока я сбегаю узнать насчет багажа.
Я потянул к себе книгу и смотрел на четыре имени, написанные одной и той же рукой довольно крупным и довольно плохим почерком: Трент, Броун, Гэрди и (вместо Аг Винг) Джоз. Амалу.
— Пинкертон, — сказал я неожиданно, — у вас нет с собой того номера «Западной Газеты»?
— Всегда при мне, — сказал Пинкертон, доставая листок.
Я обратился к отчету о кораблекрушении.
Здесь, — сказал я, — здесь есть еще имя. «Элайас Годдедааль, штурман». Почему нам ни разу не попадался Элайас Годдедааль?
— В самом деле, — сказал Джим. — Был он в салоне с остальными, когда вы их видели?
— Не думаю, — ответил я. — Их было четверо, и ни один не походил на штурмана.
В эту минуту клерк вернулся со справкой.
— Капитан уехал в экипаже вроде фуры; он и матрос захватили с собой три сундука и большой чемодан. Наш носильщик помог им уложить вещи, но правили они сами. Это было около часа.
— Как раз вовремя, чтобы поспеть на «Город Пекин», — заметил Джим.
— Много ли их было здесь? — спросил я.
— Трое, сэр, и канака, — ответил клерк. — Я ничего не мог узнать о третьем, но он тоже уехал.
— Мистер Годдедааль, штурман, не был здесь? — спросил я.
— Нет, мистер Додд, были только те, которые здесь записаны, — сказал клерк.
— И вы никогда не слыхали о нем?
— Нет. Вам очень важно найти этих людей, мистер Додд? — полюбопытствовал клерк.
— Этот джентльмен и я купили разбившееся судно, — объяснил я, — и желали навести кое-какие справки; крайне досадно, что все эти люди исчезли.
Вокруг нас постепенно образовалась небольшая группа, так как разбившееся судно, все еще интересовало публику, а при этих словах один из присутствовавших, грубый моряк, внезапно сказал:
— Я думаю, штурман не уехал. Он больной человек, ни разу не покидал лазарета на «Буре», так мне говорили.
Джим дернул меня за рукав.
— Едем обратно в консульство, — сказал он.
Но даже в консульстве ничего не знали о мистере Годдедаале. Доктор «Бури» удостоверил, что он серьезно болен; он прислал свои бумаги, но лично не являлся к властям.
— Есть у вас телефонное сообщение с «Бурей»? — спросил Пинкертон.
— Есть, — отвечал клерк.
— Не можете ли вы справиться или позволить мне справиться? Нам очень важно повидать мистера Годдедааля.
— Очень хорошо, — сказал клерк и повернулся к телефону. — К несчастью, — сказал он немного погодя, — мистер Годдедааль оставил корабль, и никто не знает, где он теперь.
— Вы платите за переезд матросов на родину? — спросил я; внезапная мысль мелькнула у меня в голове.
— Если они требуют, — ответил клерк, — но это не всегда бывает. Сегодня утром мы заплатили за переезд канаки на родину; и, судя по тому, что говорил капитан Трент, остальные собираются ехать домой все вместе.
— Значит, вы еще не платили за них? — сказал я.
— Нет еще, — сказал клерк.
— И, вероятно, будете порядком удивлены, если я скажу вам, что они уже уехали? — спросил я.
— О, я думаю, что вы ошибаетесь, — ответил он.
— Однако это факт, — сказал я.
— Я уверен, что вы ошибаетесь, — повторил он.
— Могу я на минутку воспользоваться телефоном? — спросил Пинкертон, и, получив разрешение, позвонил в типографию, где мы напечатали наши объявления. Дальше я не слышал его переговоров, так как, внезапно вспомнив грубый почерк в списке «Уайт-Чир-Гауза», спросил клерка, нет ли у них образчика почерка капитана Трента. В ответ я услышал, что капитан Трент не может писать, так как ранил себе руку незадолго до крушения брига; что последняя часть корабельного журнала велась мистером Годдедаалем, и что Трент подписывается левой рукой. Пока я наводил эту справку, Пинкертон кончил переговоры.
