перестала считаться биоресурсом нашей Родины? По мне, например, лучшей рыбы в мире, чем северная треска, нету.
– Семгу не едите принципиально?
– Ну почему? Ежели на тарелке у меня окажется хвост, уйти ему не дам. Вооружусь вилкой и ножом и догоню.
– Товарищ капитан третьего ранга, рыбу-то – ножом? Фи!
Все сидевшие за столом засмеялись.
– Браво, Ирина Александровна, – негромко поаплодировал Михальчук, – нашего старпома можно остановить только так.
Но Ксан-Ваныч не думал останавливаться.
– Между прочим, есть специальный рыбный ножик, – отсмеявшись вместе со всеми, скороговоркой произнес старпом. – Не помню только, как он называется.
– Вы когда-нибудь читали Кусто?
– Который Жак-Ив? Естественно читал. Вот он, по-моему, и изобрел рыбный нож. Я слышал, что это так.
– Рыбный нож изобрели задолго до Кусто. Какой-то граф из-под Марселя.
– Это одна из версий, Ирина Александровна, – несмотря на то, что старпом не умолкал ни на секунду, он раньше всех успел справиться и с первым, и со вторым, и теперь потянулся к только что принесенному третьему – яблокам в кляре, подцепил вилкой один плод покрупнее, поаппетитнее, спросил, мигом переключаясь: – Что за сорт запечатан в кляре, Михалыч?
– Симиренка.
– Симиренка, растущая прямо в кляре – это главное биодостижение Михалыча, кое в чем Михалыч наш не уступит даже Мичурину. – Ксан-Ваныч звучно вгрызся зубами в яблоко, оттяпал ровно половину. – Люблю симиренку, Ирина Александровна, м-м-м. Так вот, насчет происхождения рыбного ножа есть и другие версии.
– Какие?
На этот вопрос Ксан-Ваныч отвечать не стал. Поинтересовался:
– С аквалангом… как, Ирина Александровна? Дружите?
– А как вы думаете, товарищ капитан третьего ранга?
Неуместный вопрос, неуклюжий ответ. Старпом понял, что не по той тропке покатился, башмаки себе испачкал, с досадою крякнул и вдруг очень даже к месту вспомнил, что именно Кусто изобрел акваланг, о чем не замедлил сообщить гостье.
– Ну, не в одиночку, а с инженером Ганьяном, – спокойно подтвердила та. – Еще во время войны. Кажется, в сорок третьем году.
По лицу старпома было видно, что ему очень хочется задать вопрос, на который гостья не знала бы ответа, но такого вопроса не было, нос у Ксан-Ваныча покраснел и залоснился, будто от предчувствия хорошей выпивки, глаза сжались в щелки, как у меткого стрелка из ружья.
Он соображал, чего бы еще спросить, и не мог сообразить – в голове только звон стоял, как на пустых магазинных полках, и больше ничего не было. Хотя надо было спросить вещь простую, как появление лягушек в болоте: можно ли из мухомора приготовить «огненную воду» и едят ли ласточки водоросли? Гостья не нашлась бы, что ответить на это.
– А напарник Кусто лейтенант Филипп Тайе изобрел очки для подводного плавания, – сказала Ирина, также потянулась к яблоку, ловко поддела его вилкой – ну будто рыбешку насадила на трезубый гарпун. – Насчет лейтенанта Тайе – это я так, товарищ капитан третьего ранга, к слову.
Кают-компания опять засмеялась. Засмеялся и Ксан-Ваныч.
– А-а-а, – начал он, но Ирина Александровна оказалась быстрее:
– Впрочем, инженер Ганьян вообще не думал заниматься аквалангом, он был человеком из другой отрасли – разрабатывал аппарат для замены в автомобилях бензина на сжиженный газ. Через некоторое время оказалось, что аппарат, созданный им, можно было запросто приспособить к аквалангу. Нужно было только изменить редуктор. Вот и все, товарищ капитан третьего ранга.
Старпом поднял вверх руки:
– Сдаюсь! О Кусто вы знаете больше меня. Признаю.
Это был, пожалуй, первый случай на «Трое», когда старпом выбросил белый флаг. Люди, сидевшие в кают-компании, переглянулись.
– Но зато я знаю многие другие вещи, Ирина Александровна, – сказал старпом.
Тут на пороге появилась Муся – сероглазая кошка, которая жила на корабле уже семь лет. Муське тоже захотелось посмотреть на Ксан-Ваныча, потерпевшего поражение. Масть у Муськи была боевая – тигровая. Команда Мусю любила, хотя подчинялась кошка только одному человеку на корабле – командиру.
Неважно, какой это был командир, постоянный или временный, сменный – приказания принимала только его.
Внимательно оглядев покрасневшего Ксан-Ваныча, Муська, похоже, сделала свои суровые кошачьи выводы и перевела взгляд на гостью. Хоть и не видела она раньше женщин на корабле, ничему не удивилась и капитан-лейтенанта Самойлову приняла за свою.
– Про это я слышала, товарищ капитан третьего ранга, – заметила Ирина Александровна. Перед тем как отправиться на север, на этот корабль, она поинтересовалась членами экипажа, кто из них чем дышит, чем увлекается, что делает в свободное время, удачлив или неудачлив в жизни. Вот только Корнешова в списке «Трои» не встретила – он, как и Михальчук временно, на одно только плавание, пришел с другого корабля. Потому-то эта внезапная встреча и ошеломила ее. – Вы действительно знаете, как поймать на крючок северное сияние? – спросила она. – Это правда?
– Правда, – ответил Ксан-Ваныч довольным тоном.
– Говорят, что вы умеете морского ежа скрещивать с сухопутным, камень превращать в пробку, кукурузу в рыбьи глаза, умеете вязать узел буди-хити, которого в Мурманске никто не знает…
– Не знают, Ирина Александровна, только потому, что знают двойные морские узлы. А они будут покрепче узла буди-хити, – прервал старпом гостью и вновь покорно поднял вверх руки – извините, мол.
Ирина Александровна неожиданно широко улыбнулась, словно бы в темном, забрызганном морской водой иллюминаторе внезапно увидела кусочек солнца – она поняла, что встреча эта на корабле с Левой была предусмотрена свыше, каким-то небесными силами, сочувствующими ей, потребовалось, чтобы все произошло именно так, как произошло… Поняв это, она сбавила тон – расхотелось нападать на старпома.
В конце концов тот был неплохим человеком. У него, естественно, имелись свои недостатки, он был закован в броню собственной значимости, внутри у него имелся некий стержень, который не позволял ему делать задний ход даже в самых пиковых положениях, но он считался хорошим специалистом не только на словах, но и на деле, и об этом Ирине сказали еще в Москве. Если «Троя» могла существовать, допустим, без командира, то без старпома она существовать не могла.
– Не будем спорить, – произнесла гостья миролюбивым тоном и, сделав рукой красноречивый жест, умолкла.
– Не согласен, – произнес Ксан-Ваныч упрямо. – Спор – это школа познания, в споре человек возвышается над самим собой. Так считали древние греки.
– Древние греки – народ просвещенный, только в их пору, извините, не было аквалангов.
Ну вот, разговор зашел в никуда, в пространство, которое даже тупиком назвать нельзя, да и Самойлова, увидев, что Корнешов потерял интерес разговору, невольно угасла сама.
А Лева за этот год с лишним ничуть не изменился – то же удлиненное задумчивое лицо, тот же неяркий блеск в глазах, будто где-то далеко в зрачках мерцает неяркий маячок, горький свет его зовет к себе, привлекает своей таинственностью, печалью, еще чем-то, что и невозможно сразу распознать… Для этого нужно время.
У Ирины время на это было, но все равно она не сумела распознать мужа – видимо, слишком крутой был замес материала, из которого его слепила природа. А с
