наперед, либо им шьют специальную обувь с каблуками впереди. Пограничников эти «фокусы» давно не обманывают, разве только слишком молодые поддаются на такой обман. Скорее всего, нарушители «фокусничают» для своего успокоения.
Но пограничники отлично знают повадки врага. А ефрейтор Козырев даже мальчишек научил различать правильное направление, по которому прошел человек, независимо от того, куда смотрят носки сапог. В общем-то это не так и трудно.
Следы всегда глубже вдавлены в сторону движения. И хотя носки сапог прошедших здесь недавно мужчин смотрели в сторону границы, вдавлены следы были больше в сторону тыла и почва сдвинута со стороны каблуков, а не носков, как обычно.
Значит двое мужчин шли задом наперед. Они шли от границы, делая вид, что направляются к рубежу.
Мальчик-с-пальчик задумался.
Что ему делать? Бежать к дедушке?
До кордона пять километров. Да обратно им с дедушкой идти еще пять. Сразу сообщить о замеченных следах на заставу? До заставы — семь километров.
Пока он добежит до заставы или до деда, пройдет не меньше двух часов.
Те, кто идут задом наперед от границы, тоже не станут стоять на месте. До ближайшей железнодорожной станции пятнадцать километров. Если они поднажмут, как следует поднажмут, а они явно постараются это сделать, то, пожалуй, успеют дойти до станционного поселка.
И уж, конечно, там их найти будет труднее, чем застигнуть в лесу.
Что же делать?
— Что же делать? — спросил мальчик у собаки. — Раз ты их почуяла, здесь они прошли недавно.
Дамка быстро дышала, далеко высунув язык из пасти, и часто облизывала им свой нос.
Мальчик понял это так, что Дамка по-своему, по-собачьи, тоже обдумывает создавшееся положение.
— Дышишь-дышишь, — сказал мальчик, — а никакого от тебя толку. Все равно ничего не придумаешь. Постой. Пошлю я тебя к деду с запиской. Он сразу все поймет.
Мальчик достал из сумки тетрадку и написал деду, что преследует неизвестных, которые перешли границу. Потом он вложил записку в ошейник и отправил Дамку на кордон. Собака поняла его и бесшумно исчезла в овраге.
Мальчик-с-пальчик пошел по следам.
Он не прошел и километра, как на песке у ручья по следам заметил, что неизвестные повернулись и шли теперь обычно, а не каблуками вперед. Они решили, что скрываться более не имеет смысла. Шаг их стал шире, увереннее. Очевидно, они спешили.
Наконец Мальчик-с-пальчик увидел тех, кого преследовал. На опушке большой поляны мелькнули фигуры двух высоких плечистых мужчин. Они были одеты в ватники и кепки: неписанную, но неизменную и летнюю, и зимнюю форму лесорубов. Летом лесорубы в таком виде появляются и в райцентре, и на станции, если едут в город; и у них в деревне они одеваются так же.
Неизвестные шли очень скорым, тренированным шагом, видимо зная дорогу наверняка, но по карте, а не как ходят местные: по тропке вокруг холма, потом вдоль пшеничного поля.
Незнакомцы двигались чащобой, считая, очевидно, что так безопаснее.
Мальчик двигался за неизвестными осторожно, так, чтобы сухой сучок не хрустнул у него под ногой. Но потом он подумал, что его преследование никому не помогает и ничего не дает. Следит ли он в лесу за неизвестными, или бежит на заставу — все равно. Время идет своим ходом, и он, Мальчик-с-пальчик, никак не влияет на события. Неизвестные спешат на станцию сами по себе, пограничники ищут их сами по себе, а дед, получив записку, волнуется за Витю и успех задержания сам по себе.
И снова мальчик задумался: «Что же делать?».
Вот тогда-то он по нечаянности и сломал сухую ветку орешника.
Она хрустнула звонко.
Даже сам мальчик вздрогнул.
Шедшие впереди остановились, прислушались.
Стояли они долго, озираясь и перешептываясь. Потом нырнули в чащу. Притаились.
Тогда Мальчик-с-пальчик обошел поляну и с треском сломал сухую валежину.
Смешно было смотреть, как огромные, здоровенные мужчины, словно зайцы, выскочили из чащи и побежали опушкой в обход.
Но мальчик был проворнее их. Он снова оказался у них на пути. Едва неизвестные остановились, Мальчик-с-пальчик опять затрещал ветками.
Витя стоял так близко от неизвестных, что слышал, как они негромко, но остервенело переругивались. Один говорил — ничего, мол, особенного, зверь какой-то в чаще, а другой уговаривал его плюнуть на все и ночью уйти за границу. Тот, кто говорил о звере в чаще, стал грозить, а тот, который хотел обратно, — уговаривать.
Мальчик был очень рад распре: шло время. Время выигрывали пограничники.
Спор между нарушителями кончился тем, что тот, который говорил про зверя, выхватил пистолет и заставил второго идти впереди себя. Он держал пистолет у пояса и, вероятно, если бы идущий впереди сделал какое-либо подозрительное движение, выстрелил ему в спину.
Мальчик подумал, что пока надо оставить нарушителей в покое. Пусть снова почувствуют себя в безопасности. Но его увлекала эта своеобразная игра, и ему трудно было сдержаться. Ведь он был мальчик. Он не понимал всю опасность своего положения. И он не выдержал.
Забежав опять вперед, он спрятался за кустом у обрыва. Куст был широкий, ветвистый и мальчик очень хорошо замаскировался.
Когда нарушители оказались метрах в двадцати, Мальчик-с-пальчик заворочался, затрещал ветвями.
Выстрел прозвучал совсем не громко. Гораздо мягче, чем удар пастушеского бича.
Мальчик даже не понял, что это выстрел, только нога его, опиравшаяся в ветви над обрывом, подвернулась, словно кто-то шутя ударил его сзади под коленку.
Потом ноге стало очень больно. Но мальчик не крикнул. Сдержался. Он почувствовал, что руки ослабли. Ветви заскользили в пальцах. И сам он заскользил в обрыв.
Но и тогда он не закричал.
Он скатился под обрыв и потерял сознание.
Очнулся мальчик потому, что Дамка тыкалась в его лицо своим влажным холодным носом. Рядом стоял дедушка. И еще солдаты и начальник заставы.
— Поймали? — спросил мальчик.
— Поймали, — ответил дедушка, — мы уже совсем рядом были, когда они тебя ранили.
— На выстрел и побежали, — сказал начальник заставы.
— Переусердствовал ты, герой, — ласково улыбнулся дед.
Мальчик хотел подняться.
— Лежи, лежи. Потом расскажешь, — строго сказал дед.
Мотоцикл — это...
Федор Ященко и Иван Ищенко говорили о том, что такое мотоцикл, часами в течение двух лет. Год они только говорили. Второй — копили деньги и продолжали говорить. Тот, кто не понимал, что такое мотоцикл, казался Феде и Ване человеком без мечты, человеком без крыльев.
Федя и Ваня отрицали достоинства не только велосипедов,
