— Товарищ Микульский, мне сказали, что вы были в подполье?
— Да, помогал немного.
— Вы можете напечатать нам к утру, ну, двадцать снимков?
— Конечно.
— Мы заплатим…
— Не надо.
— С вами пойдет наш офицер. Когда Ромуз должен забрать снимки?
— В полдень.
Райцентр. 10 сентября 1944 г. 12.00.
Сначала послышалось шипение. Потом над площадью поплыл треск, словно где-то рядом ломали забор, потом начали бить часы на старом костеле. Звук их был неожиданно мелодичный и радостный.
Токмаков беззаботно бросал в рот сладкие ягоды малины. Он стоял, прислонившись к стене дома, лениво оглядывая площадь. У парикмахерской чистил сапоги болтливый старшина в авиационной форме, девушка с погонами старшего лейтенанта разглядывала афишу кинотеатра, возились шоферы у машины с заглохшим мотором, лениво прохаживались у кинотеатра военные.
Все как обычно. Так было вчера, позавчера, неделю назад. Но Токмаков видел, что площадь уже стала капканом, все выходы из нее плотно закрыты.
Время тянется медленно, как телега по разбитым колеям. Часы на костеле показывают 12.30. Старшина-летчик скучающей походкой подошел к фотографу, сел в кресло. Его место на улице заняла девушка старший лейтенант.
13.00. Солдаты вынули двигатель из машины и сели покурить.
13.20. Токмаков вошел в парикмахерскую, занял очередь.
13.31. На площади показался офицер. Вот он, Ромуз. Токмаков сразу же узнал его.
Офицер подошел к фотографу. Тот начал медленно перебирать снимки. Протянул. Офицер пожал ему руку и пошел.
Токмаков «вел» его по городу. Да, Ромуз хорошо знает все проходные дворы, улочки, лазейки в развалинах. Чем дальше он уходил от центра, тем труднее было следить за ним. Так он крутился по городу минут двадцать и наконец свернул на узкую полуразбитую улицу.
Начинался район развалин. Улица, выгнув горбатую спину, вилась меж облупленных домов.
Токмаков догнал его:
— Простите, товарищ капитан, разрешите прикурить.
Ромуз полез за спичками.
Из-за угла выскочила «эмка», она поравнялась с Ромузом, и сильные руки прямо с тротуара рывком втащили его в машину.
— У нас мало времени.
Подполковник Павлов прошелся по кабинету.
— Нам некогда слушать и разбираться в вашем вранье.
Ромуз сидел на табуретке, руки, скованные наручниками, за спиной.
— Вы же прекрасно понимаете, что завтра мы проверим ваши документы. Но мы даем вам шанс.
«Капитан» молчал.
— Так.
Подполковник усмехнулся.
— Глядите.
Он поднес к лицу задержанного две фотографии. Лицо «капитана» дернулось.
— Ну что, будем молчать дальше, пан Ромуз?
Ромуз вздрогнул, будто его ударили кнутом, попытался встать.
— Вот! — Павлов выбросил на стол пачку папирос «Каро». — Это изъято у вас. А это… — Павлов положил рядом раздавленную сапогом пачку. — …Эта лежала в Смолах. На дворе убитого Андрея Капелюха.
— Нет!
Ромуз закричал, забился в истерике:
— Нет! Я не был там! Не убивал!
— Кто вам дал документы?
— Недзвецкий… Это он… Я был должен ему… Много… Мы при швабах делали дело на черном рынке… Он дал мне форму… Документы… Сказал: привезешь харчи три раза, и все…
— Адрес!
— Не знаю. Мы встречались с ним каждый вечер в ресторане. Недзвецкий. Только я не знаю… Ничего не знаю насчет убийства…
— Предположим, я вам поверю.
Ромуз качнулся к столу:
— Вы должны мне поверить.
— Где вы получали продукты?
— Люди Рокиты привозили их к разбитой часовне за Смолами. Я на бричке забирал и отвозил в развалины. Отвозил и уходил.
— Кто такой Недзвецкий?
— Он всегда был связан с бандитами — и при немцах, и при Советах.
— Кто ваш напарник?
— Не знаю. Зовут Сергей. Русский. Бывший вор. Его здесь, кроме Недзвецкого, никто не знает.
— Зачем он приехал?
— У Рокиты убили шофера. А у них никто водить машину не умеет.
— Сколько человек у Рокиты?
— Пять.
— Как Сергей попадет в банду?
— Я должен отвезти его к часовне завтра в двенадцать. Отвезти и простоять с ним ровно десять минут, потом оставить его и ехать в город.
— Где Сергей?
— На Костельной, семь, у Голембы.
— Когда он вас ждет?
— В восемь.
— Времени мало. — Павлов встал из-за стола. — Ромуз согласен помочь. Кузьмин, блокируй Костельную. Токмаков, сегодня в ресторане берешь Недзвецкого. Ясно?
Офицеры встали, пошли к дверям.
— Помните, ребята, — в спину им сказал Павлов, — снимем банду — люди нам поверят.
Райцентр. 11 сентября 1944 г. 14.00—24.00.
Фотограф работал. Сегодня выдался удачный день. Клиентов было много. И сейчас перед аппаратом сидели два солдата и две девушки.
Микульский накинул темное покрывало. Из-под материи были видны только его ноги в полосатых брючках.
Токмаков ждал, когда же, наконец, освободится фотограф. Солдаты встали, веселой гурьбой окружили Микульского. Отдали деньги, взяли квитанции. Отошли.
Токмаков почти бегом пересек площадь и плюхнулся на стул перед аппаратом.
Микульский понимающе посмотрел на него и спрятался под покрывалом.
— Готово, товарищ капитан.
Токмаков встал, подошел к фотографу и, протягивая деньги, сказал:
— Вы очень нам нужны, товарищ Микульский.
— Хорошо, — тихо, одними губами ответил фотограф.
Машина остановилась у костела. Офицеры свернули на узкую улочку, пахнущую дурной пищей и нечистотами.
— Притон, — с осуждением сказал один из офицеров. — У нас такого давно нет.
— Это где, «у вас»? — усмехнулся в темноте капитан Крюков.
— Ну, дома.
— Дома. Ты в милиции без году неделя. Этого «добра» везде хватает.
Седьмой дом зиял мрачной, глубокой, как тоннель, аркой. От стены отделился человек в штатском.
— Где люди? — спросил Кузьмин.
— На месте.
Миновав глухую длинную арку, офицеры вошли в темный квадрат двора. Только сквозь маскировку на первом этаже прорывалась узкая полоска света.
— Здесь? — спросил Кузьмин.
— Да.
В свете карманных фонарей лестница казалась еще более щербатой и обветшалой. Дверь с вылезшим войлоком.
— Давай, Ромуз.
Ромуз постучал. Тишина. Он постучал снова. За дверью послышались шаги.
— Кто?
— Это я, Големба, Ромуз. Сергей здесь?
— Здесь, с бабой. Сейчас.
Дверь распахнулась. Кузьмин шагнул в прихожую.
— Тихо, — он зажал рот хозяину, — тихо, иначе…
