Когда сквозь туман межвременья уже блестели, отражая солнце, волны океана, мою спину пронзило огненное копье. Рядом вскрикнул Женька. Сознание выключилось.
— Герман, вызов с «Тайны», — отрывисто сказал Слава. От его тона настолько явно потянуло тревогой, что все разговоры в зале форта мгновенно стихли. — Женька с Асей вернулись. У обоих огнестрелы. Ася в тяжелом.
Те, кто понял, вскочили на ноги. Герман бросил:
— Серега, идем! — и, подняв ветер, выскочил из зала. «Тайна» стояла у пирса в километре от форта, и никогда раньше он не преодолевал такое расстояние настолько быстро.
В «Тайне» бледный Кирилл мотнул головой в сторону медотсека.
— Что?! — не выдержал Герман. Он остановился, чтобы найти стерилизующие салфетки и обработать руки.
— У Женьки пуля застряла в плече, вроде несерьезно. Но морально он труп, имей в виду! У Аси… сквозное в грудь. Я не знаю, жива она еще, или нет. Ее принес Женька.
Герман ворвался в медотсек. Ася неподвижно лежала на столе под лапой диагноста, который, конечно, никто не включал. В тот миг, когда он только увидел ее, мертвенно-бледную, с красной жирной точкой на белой рубахе чуть левее середины груди, он понял, что она жива, и успокоился. Женька сидел возле двери, зажимая рану у плечевого сустава и тупо глядя в иллюминатор.
— Генератор запустили, — торопливо отчитался Коля, заглядывая в дверь. Из коридора его подвинул Сережа, уже протиравший руки салфетками.
— Когда вас ранило? — спросил Герман у Жени.
— Только что, в портале, — ответил тот. — Еще пятнадцати минут не прошло.
— В портале? — переспросил Герман. — Отлично!
— Почему? — не понял Сережа.
— Нет опасности контаминации. И то, что сквозное — отлично.
— Посмотри на ее губы. Они синие. Ранение в грудь навылет! Открытый пневмоторакс с гарантией! — в голосе Сережи прорывалась паника.
— Закрытый пневмоторакс с гарантией, — насмешливо поправил Герман. — Все с тобой ясно. Занимайся Женей.
— Кто бы сомневался, — буркнул Сережа, впрочем, с явным облегчением.
Женька, понявший из их диалога только то, что Ася жива, и Герман может ее спасти, вопросительно смотрел на Сережу. Тот его взгляд проигнорировал. В сущности, Кирилл был единственным из экипажа «Тайны», кто лояльно относился к Жене после его эскапады за драконами. К сопернику обожаемого капитана все остальные были настроены соответственно. Сережа кивком головы указал Жене в сторону операционного стола, и тот, стянув рубашку, нехотя улегся на него.
Как нельзя вовремя явился Юра и молча устроился на прежнем Женькином месте. За прошедшие три дня, то есть две ночи, он обнаружил в брате незнакомую прежде черту, которая была слишком явной, несмотря на все старания Германа ее скрыть, — ревность. Собственно, за его поведение он не волновался, поскольку великодушие в нем при любом раскладе перекрывало все остальное, но вот его экипаж мог оторваться за капитана. Юра по рангу выше их всех, и его присутствие должно обеспечить видимый покой. Вообще-то роль буфера между братом и другом ему претила, так что мысленно он ругал обоих: Германа — за то, что тот создал неопределенную ситуацию, Женю — за то, что попытался влезть в чужую любовь.
Герман осторожно снял с Аси рубашку, потом спохватился и поднял непрозрачную до середины перегородку, отделившую их от остальной части медотсека. Асю уже никто видеть не мог, и все следили только за выражением его лица.
На пороге застыл Тим.
— Больше никого не впускать! — распорядился Герман, рассматривая рану и ощупывая кожу вокруг нее. Судя по лицу, картина его удовлетворила. Он сделал два укола и начал настраивать диагност.
Сережа, подумав, сделал Жене обезболивающий укол рядом с отверстием раны и взялся за скальпель.
— Рассказывай, — велел Юра.
— О чем? — спросил Женя и скрипнул зубами — Сережа не потрудился дождаться начала действия анестезии.
— Где был и что видел, — пояснил Юра. — Куда попали с драконами?
Женя понял направление мысли своего капитана: рассказ отвлекал его от бесцеремонных Сережиных манипуляций в медленно холодеющем плече, и, кроме того, он успокаивал ревность Германа. Сейчас он видел, что не стоит исполнять обещание, данное Тиму, и спрашивать его про их связь с Асей — она была очевидной. В том, как Герман смотрел на нее, и как прикасался, было столько тревоги и нежности, что Женьке стало немного не по себе — до него дошло, что он мог бы испортить, если бы добился своей цели. При всем его лучезарном отношении к Асе, он ее, конечно, не любил…
Рассказывая, Женька тактично обрисовал, как далеко друг от друга они провели две ночи, и дал ясно понять, что он даже прикоснулся к ней единственный раз — когда тащил к сквозняку.
— Надо было дождаться другого раза, — приговорил Юра.
— Теперь так можно сказать, — ощетинился Женька. — Но там, знаешь ли, бомбы взрывались по несколько раз на день, немцы нападали на город и убивали всех подряд… даже не высовываясь, шансов было мало.
— И все-таки больше, — холодно заметил Тим.
Женька поморщился и не ответил.
Герман напряженно смотрел в экран диагноста. С его лица сошла сосредоточенно-удовлетворенная мина, и оно отражало теперь лишь крайнее изумление. Он замер, не веря своим глазам.
— Что? — спросил Тим и шагнул в сторону перегородки.
— Стой там! — резко ответил Герман и словно опомнился. — Ничего… Закрытый пневмоторакс, как и предполагали. Воздуха попало немного, рассосется сам.
— Надежно закрытый? — снова спросил Тим.
— Надежно. В раневом канале — такой фарш… Но перемещать ее, конечно, нельзя.
— Легкое сильно коллапсировано?
— Частично. Ты знаешь, как проводится лечение в таких случаях.
Тим кивнул и ответил фразой из учебника:
— Динамическим наблюдением. Возьми кровь.
У Германа дернулись мышцы на скулах. Он перенастроил диагност и продолжил обследование. Больше всего на свете ему сейчас хотелось остаться одному. Наедине.
Плакать или смеяться? Девушка, ради которой он изучил медицину, устроена не так…
Я очнулась от ноющей боли в груди и, открыв глаза, не поняла, где нахожусь. В тусклом свете лампы различались белые шкафчики, два небольших столика и скамья. Да, еще кушетка, на ней кто-то лежит. А я сама? На каком-то мягком столе. Я села, свесив ноги. Боль в груди стала сильнее. Что там? Тугая повязка. Я ранена.
Вспомнила. Мы с Женькой бежали к сквозняку, и в нас стреляли. Мне обожгло спину. Где же я?! Так. На тахте спит Женька, у него перевязана рука. Будить не стоит.
