I
Он ушел. Это было привычно обидно.
После того, как от энергии его рук зажила моя сквозная рана, я не смогла бы видеть холод в его глазах. Между его ладонями, сквозь меня, прошел такой мощный поток чего-то красивого и чудесного, что каждая моя клеточка очистилась и ожила, а я сама чуть не взлетела. Невероятный поток шел из его сердца, оказывается, способного аккумулировать свет звезд. Моя душа окунулась в эмоции, которых раньше не знала, которые, наверно, мало кто знал из живших на Земле, поскольку я еще нигде не встречала их описания. Душа не могла их забыть, стремилась испытать вновь, выжимая все до последней капли наслаждение из одной только памяти о них. Я «повисла» в этом моменте.
Это уже было, хотя и не настолько сильно, и закончилось абсолютной пустотой, которая высосала все мои силы. Так будет снова. Он наверняка еще придет, чтобы проверить, как я выздоравливаю, и мне станет холодно. Надо уходить.
Соваться в наколдованные мирки еще страшно, и я решила просто уйти из дома, чтобы побродить по Острову. Для начала мне нужно искупаться. Нырять пока не буду — то, что заполнило дыру в груди, казалось тонким и хрупким, — просто полежу на мелководье. Океан лечит раны. Прибой растворяет грусть.
Я надела купальник, платье и отправилась к самой мелкой лагуне на берегу. Ее щадящая глубина напоминала «лягушатник» — как доктор прописал. Пляж, в который она упиралась, с одной стороны ограничивался скалами, в одной из которых я когда-то оборудовала себе под жилье пещеру. Может, перебраться туда на время?
Я легла в теплую колышущуюся воду, подставив все тело целебным ласкам океана. Воспоминания о Германе накрыли меня с первой же волной, а когда волна схлынула, я поняла, что рыдаю. Почти по-настоящему, соленой водой, промывавшей мне глаза, унося и растворяя в огромном море тоску. Меня неуправляемо сжимало и колотило, как при настоящем плаче, который раньше я видела лишь со стороны, — но только слезы мне подарил океан.
Действительно, это помогает. В душе стихла буря и установилось равновесие, тоска теперь была светла. Неужели каждый раз, как захочется поплакать, мне нужно лезть в воду?
Всласть наревевшись, я выбралась из лагуны и села на камень у кромки прибоя, боком к солнечным лучам, чтобы не обжечь свежий рубец, и в следующий момент увидела, как из моей пещеры выходят Юра и Аля. Ну вот… Норка занята. Они держались за руки, и на их лиричных физиономиях было написано, чем они там занимались. Деваться мне с их пути некуда, может, не заметят? На всякий случай я прикинулась памятником Русалочке и уставилась вдаль.
Заметили.
— Ася, ты? — закричал Юра, и было непонятно, чего в его тоне больше — удивления или радости. — Уже на ногах?!
Он отпустил Алину руку и быстро пошел ко мне. Аля нехотя плелась следом, ее лицо стало кислым. Ах, да, я же подвинула ее с первого места в рейтинге тяжелых травм!..
— Как видишь, — через силу улыбнувшись, ответила я и справедливости ради добавила: — Твой брат — волшебник.
— Ничего себе, — пробормотал Юра. — Тим еще два часа назад требовал, чтобы Герман привязал тебя к столу под диагностом. Сам слышал.
Вовремя же я ушла из дома!
— Вот, смотри, — я показала на розовый «крестик». — Похоже это на зияющую рану?
— Нет…
Юра, фома неверующий, заглянул мне за спину.
— Но за три дня такое не проходит! Покажись все-таки Герману, а?
— Нет! — быстро ответила я с таким искренним ужасом, что Юрка растерялся. Пришлось выходить из положения, и я жалобно пробормотала: — Он грозился меня разрезать, если что не так. Женька выздоравливает?
Юра кивнул и посмотрел на меня как-то подозрительно. Аля со скучающим видом разглядывала свои ногти. Нет, раздраженное лицо ей не идет, а так она, конечно, красавица, каких поискать. Эта красота кажется продуманной, словно ее изготовляли на заказ. Даже стыдно находиться с ней рядом — сравнение исключительно в ее пользу.
— Почему ты все время уходишь? — вдруг спросил Юра.
— Что? — не поняла я.
— Женька тебе не нужен, так?
Я чуть заметно мотнула головой. Близко — не нужен, но Женька все-таки хороший друг, и отказываться от такого друга я бы не стала. Хотя, наверное, я ему больше и не нравлюсь.
— Почему ты все время уходишь от Германа?
Так вопрос передо мной еще никто не ставил. Аля очнулась и с интересом посмотрела на меня. А что я могла сказать? Что это не я ухожу, а он? Рядом с Алей я и так выгляжу бледно, еще не хватало рассказывать всем о том, что некий парень от меня шарахается… Подумать только, он еще и считается жертвой!
— Он знает, почему, — только и смогла сказать я, непроизвольно опуская глаза.
Меня, наверное, нельзя сейчас расстраивать… Я надела через голову платье и слезла с камня. Юра не глядя поймал Алину руку, и было заметно, что ей приятно каждое его прикосновение.
— Как неразумно, — с упреком проговорил он, — лишать себя этого.
Вот и рассказал бы своему брату!
Я пошла искать себе временный дом.
Может, поселиться пока в замке? Нет, кому надо, найдут. Чуть подальше, в скалах, есть еще пещеры. Я ощущала творческую энергию — мне сильно захотелось что-нибудь соорудить. С горя.
Из первого портала вышел Денис. Он явно не ожидал увидеть такое количество встречающих и, застыв на месте, удивленно поднял бровь. Он никуда не торопился. За границей межвременья в этот раз он оставил больше, чем обычно, и его мрачное настроение чувствовалось за три метра. Казалось, он настолько погружен в тяжелые мысли, что не замечал пропитавшейся кровью повязки на левой руке и длинной, прорезанной, дыры на штанах, через которую тускло поблескивала кровью рана… Он молча позволил себя рассмотреть.
Володя присвистнул.
— Это нынче модно, да?
— Что? — без интереса спросил Денис.
— Являться из наколдованных мирков раненым? — пояснил Даня.
Денис нахмурился.
— А кто еще?
— Ты — наш! — радостно заявил Сашка.
— Женька и Аська с пулевыми пришли, — ответил Володя.
— Я не ваш, я сам по себе мальчик, — рассеянно ответил Денис Сашке и спросил Володю: — Как они?
— Женька нормально, у него пуля застряла в руке выше локтя, — с азартом принялся рассказывать Даня, — а у Аськи было сквозное в грудь.
Денис медленно поднял голову.
— Что значит — было? Сейчас она как?
— А никто не знает! — ответил Сашка. — С «Тайны» она ушла домой, стоило Герману только на минуту отвернуться, то есть заснуть, он ведь сутки около нее сидел, а потом исчезла из дома! Мы сейчас тут ее караулим, если решит сбежать в наколдованные мирки.