— Ознакомьтесь. Это, заметьте, подлинники. Бланки, печать и подпись заместителя генерального. Это все не липа!
— Я должна все внимательно посмотреть.
— Смотрите, смотрите. Но некоторые вещи вам придется принять на веру. Вот если я деньги сегодня получаю, то в суд пойдет вот эта бумажка со смешной формулировкой: «Превышение служебных полномочий». Правда, придется еще двадцать три протокола изъять, три тома перенумеровать, нужных людей прикормить. А уж если мы не договоримся, то на стол судьи ляжет эта бумага. Тут уж, как говорится, вплоть до высшей меры.
— Все ясно, Николай. Вы готовы написать мне для отчета…
— Расписку?
— Вроде того. Скажем: «Деньги за организацию выгодного исхода уголовного дела такого-то получены в полном объеме».
— В таких выражениях я согласен. Это прхоже на адвокатские услуги.
Назимова внимательно прочитала расписку и удовлетворенно взглянула на Лобачева:
— Все, Николай. Теперь будем деньги считать.
Она встала и без суеты двинулась к сейфу с явным намерением выложить перед Лобачевым денежные пачки.
Он даже открыл кейс, готовясь аккуратно разместить там честно заработанные доллары.
Назимова продолжала держать в руках расписку и две пластиковые папки с документами из дела. Она лениво швырнула бумаги на нижнюю полку и мягким кошачьим движением толкнула дверцу сейфа.
Через секунду Лобачев услышал щелчок и легкий скрип.
Похолодев, Лобачев ощутил, как в недрах сейфа двигаются толстые стальные штыри, намертво запирая его.
Как бы издеваясь, железный шкаф пропел веселенькую американскую мелодию, исполненную с японским акцентом. Ему еще не хватало поклониться и пропищать: «Хозяин, я закрылся».
Роза Сабировна опять заняла свое переговорное место.
В ее лице почти ничего не изменилось, лишь появилась легкая тень надменности и превосходства.
— Мне очень приятно, Николай, что вы не волнуетесь, не кричите, не делаете резких движений. Или вы не сообразили, что произошло? Поясняю: этот сейф вскрыть невозможно. В нем ваша расписка и документы, подписанные Корноуховым. Но главное — там мои подробные мемуары. Все: как вы меня вызывали, как вымогали, как угрожали.
— Неужели я угрожал?
— Точно не помню, но могли. Но вы, кажется, упомянули, сколько денег передадите Корноухову.
— Я и это говорил? Роза, это уже слишком?
— Это вы не говорили, но могли сказать. Это я придумала и написала для полноты картины. Главное, что все сходится и документами подтверждается. И деньги там лежат! А их мне дали друзья для взятки очень крупному чиновнику. У вас нет выбора, Николай!
— Эх, Роза Сабировна, выбор всегда есть. Вы-то, что от меня хотите?
— Совсем простую вещь. Вы освобождаете мужа, а я оплачиваю вашу работу в том объеме, как сочту нужным. И только после ее завершения.
Лобачев встал, скрестил руки на груди, всячески изображая сложный мыслительный процесс.
— Понятно. И какова предлагаемая вами сумма?
— Я полагаю, что это будет пятая часть от того, что вы запрашивали. Это будет справедливо. А пока можете взять вот это.
Назимова указала на лежащую на столе десятитысячную пачку.
— Понятно! Ловко вы меня подловили.
Продолжая размышлять, Лобачев посмотрел на потолок, перевел обе руки за спину и дружелюбно улыбнулся, когда ощутил торчащую за спиной рукоятку пистолета.
— А, пожалуй, я согласен. У меня действительно нет другого выбора.
Он сделал три шага навстречу Назимовой и молниеносным ударом заставил ее замолчать на десять минут.
Он даже взглянул на часы. Он во всем любил точность.
Затем он прошел в спальню и сразу же в большом платяном шкафу нашел все необходимое: несколько цветных поясков от платьев хозяйки и три галстука.
«Очень удобные кресла она поставила. К стулу было бы сложнее привязать, а здесь такие подлокотники удобные. Почему опять работать с женщиной? Я интеллигент и не люблю их бить. Но недавно была нежная Софья. Теперь своенравная Роза. Тенденция, однако».
Лобачев развалился на диване и взглянул на часы. Сейчас Роза очнется и начнет соображать.
Он ждал и пытался продумать свои дальнейшие действия.
Голова плохо слушалась. Странно, но ему мешала старая песенка Высоцкого. И даже не вся песня, а ее первая строка, где блатной герой уверял: «Я женщин не бил до семнадцати лет…»
Назимова очнулась через пятнадцать минут.
Ее реакция испугала Лобачева. Она даже не взглянула на свои связанные руки, а спокойно смотрела ему в глаза:
— Что дальше будете делать, Николай?
— Мне нужен сейфовый код. — Лобачев заметно нервничал. — И я его получу обязательно.
— Ты можешь принять мое предложение. Ты можешь убить меня. А вот код ты получить не можешь. Поверь мне.
Лобачев почувствовал, что внутри него кроме страха стало разрастаться что-то дикое, темное, злое и сумасшедшее. Это «что-то» не поддавалось никакой логике.
Он приблизился к Назимовой и стал водить перед ее лицом горящей зажигалкой. Федор успокоился бы сейчас, если бы она стала плакать, просить его о чем-нибудь или кричать от страха.
Но она даже ни разу не моргнула. И молчала, как сфинкс.
Лобачев понял, что не сможет просто жечь ее лицо зажигалкой. Тут нужно что-то другое, а опыта пыток у него почти не было.
Время работало на Назимову. В любой момент мог кто-нибудь позвонить к ней, могли прийти домработница, йюбовник, друзья или подруги.
Лобачев не мог понять эту странную железную Розу. Женщина вообще загадка, а восточная жена — это вообще ребус. Точно сказано, что Восток — дело тонкое.
Может быть, она так спокойна потому, что знает что-то такое, чего не знает он?
Лобачев решил, что спасти положение могут только напор, быстрота и решительность. И зачем она показала ему, что деньги лежат в этом проклятом железном японце?
Лобачев затравленно взглянул на свою пленницу. Как спокойно и надменно она сидит в этом кресле. Точно, как жена султана.
Интересно, а почему примерно такое же кресло в Америке называют электрическим стулом? Возможно, это ее отрезвит?
Федор понял, что больше всего электроприборов было на кухне. И он бросился туда.
Ему приглянулся провод от микроволновой печи.
Он сбросил прибор на пол, наступил на него и стал рвать белый кабель. Потом он схватил нож и бросился в комнату — надо зачистить провод у нее на глазах. Нож оказался тупым, и часть изоляции он рвал зубами.
Кресло стояло далеко от розетки, и ему пришлось подтащить его к стене.
Все готово!
Дальнейшая оттяжка экзекуции только покажет его слабость.
