резко распахнутой входной двери – и вслед за тем, после короткого перерыва, тяжёлые, бухающие шаги. Неспешные, размеренные, отчётливо разносившиеся в пустом здании. И понемногу приближавшиеся…
Юра, чувствуя, как ледяной холод разливается по его внутренностям, а голова, напротив, будто горит огнём, устремился, буквально волоча за собой полумёртвую от страха, близкую к обмороку Марину, туда, откуда донёсся Пашин голос. Наткнувшись на низкую жестяную перегородку вроде навеса, ненамного возвышавшуюся над полом, и обнаружив под ней свободное пространство – довольно обширную полость, в которой лежал, ни жив ни мёртв, Паша, Юра быстрыми, торопливыми движениями запихнул в это отверстие Марину, а затем не без труда забрался туда сам. В выемке свободно могли поместиться один-два человека, для троих же она оказалась несколько тесновата – они лежали впритык друг к другу, не имея возможности повернуться и изменить положение. Однако выбирать не приходилось, другое убежище искать им было слишком поздно.
Кое-как устроившись, они притихли и стали вслушиваться в неуклонно близившиеся, всё более чёткие и гулкие шаги. Иногда поступь на несколько секунд прерывалась – вероятно, незнакомец останавливался, выбирая дальнейший путь, – но почти сразу же возобновлялась, раздаваясь всё ближе и ближе и наполняя замершие сердца укрывшихся под жестяным навесом беглецов липким, помрачающим разум страхом и невыносимым, мертвящим предчувствием чего-то неизбежного и невообразимо жуткого. И это гнетущее, тоскливое чувство безнадёжности, загнанности и близости смерти находилось в таком резком, кричащем противоречии с теми непередаваемо прекрасными, пленительными ощущениями, которые испытали Юра и Марина только что, идя рука об руку по лесной дороге, этот переход от ослепительно яркого света к кромешной могильной тьме был так внезапен и резок, что это невольно производило впечатление чего-то неслучайного, преднамеренного, уготованного им заранее, того, к чему странными и неисповедимыми путями вела их насмешливая и злая судьба, подарившая им мгновение невыразимого счастья – как оказалось, мимолётного и обманчивого – и тут же низвергшая их в бездну отчаяния и ужаса.
Шаги стали совершенно отчётливыми и совсем близкими, – неизвестный был уже на подходе к тем, за кем он следовал так упорно и непреклонно. Вот они прекратилась, и вместо них друзья уловили тяжёлое мерное дыхание, сопение и словно невнятное бормотание, сменившееся вскоре тихим протяжным свистом. Юра понял, что их преследователь стоит на пороге центрального зала и, очевидно, всматривается в его окутанное непроглядной тьмой пространство.
Это продолжалось около минуты, после чего незнакомец тронулся с места и медленно, то и дело приостанавливаясь и шаркая ногами по замусоренному полу, двинулся в глубь помещения. Он прошёл в каком-нибудь метре от застывших, оцепенелых беглецов, не смевших дохнуть и тщетно пытавшихся унять бешеный стук своих сердец, которые, как им чудилось, бились так сильно и громко, что он мог это услышать. Если бы не это сумасшедшее, буквально сотрясавшее их сердцебиение, их тесно прижавшиеся друг к другу окаменелые тела можно было бы принять за трупы, настолько они постарались изгнать из себя мельчайшие проявления жизни, боясь сделать малейшее движение и издать хотя бы самый слабый звук, прекрасно осознавая, чем им это грозит.
Однако неминуемая, как казалось, угроза как будто миновала их. Незнакомец, не заметив их, прошёл мимо, его постепенно удалявшаяся поступь раздавалась уже где-то в другом конце просторного зала. А затем и вовсе стихла. Скорее всего, не обнаружив здесь тех, кто был нужен ему, он проследовал в следующее помещение.
Но скованные страхом беглецы и не думали двигаться с места. По-прежнему не шевелясь и почти не дыша, они до звона в ушах прислушивались к давно утихшим шагам, которые продолжали мерещиться им в наступившей гробовой тишине. И лишь уверившись, что неизвестный действительно ушёл, немного ожили и чуть-чуть зашевелились.
– У меня всё тело затекло, – жалобно простонал Паша, пытаясь двинуть онемелыми конечностями. – Почти не чувствую его.
– Скажи спасибо, что вообще ещё что-то чувствуешь, – ответил Юра, продолжая напряжённо вслушиваться в окружающую тишину, будто не доверяя ей. – Если бы он только что заметил нас… – Юра не договорил и, переведя дыхание, обернулся к Марине. – Как ты?
Девушка, помедлив, едва слышно, с запинкой произнесла:
– Ничего. Только… мне страшно… очень.
– И мне, – непроизвольно признался Юра. Но тут же, спохватившись, попытался успокоить, насколько это было в его силах, подругу: – Но он не обнаружил нас. И он ушёл… вроде бы.
– Ушёл? – переспросила Марина, уловив нотку сомнения в его голосе. – Точно?
– А кто ж его знает? – вмешался Паша, не перестававший шевелить одеревенелыми руками и ногами. – Как будто не слыхать…
Они замолчали и снова внимательно и чутко прислушались к стоявшей в здании глубокой, первозданной тишине, наверное, царившей здесь уже долгие годы, с тех пор, как люди покинули это место и оно стало приходить в упадок, словно погрузившись в летаргический сон, внезапно нарушенный сегодня незваными гостями.
– Вроде тихо, – констатировал Паша минуту спустя с осторожной надеждой в голосе. И, послушав ещё немного, обратился к приятелю, хранившему угрюмое, насторожённое молчание: – Слышь, Юр, а может, хорош нам тут разлёживаться и ждать у моря погоды. А то дождёмся ещё, не дай бог… Давай, пока всё спокойно, потихоньку выкарабкаемся из этой дыры, выберемся наружу, запрём входную дверь – и бегом отсюда куда глаза глядят. А он пусть бродит тут, ищет нас…
– Тихо! – шикнул на него Юра, судорожно схватив его за руку.
Не к месту разговорившийся Паша осёкся, и они опять напрягли слух. И вроде бы, как и прежде, ничего не уловили. Однако все трое вдруг поняли, что они не одни. Что рядом кто-то есть…
Но поняли они это слишком поздно. В следующий миг прямо над их головами грянул, как гром, оглушивший их бурный торжествующий рёв, гулким эхом прокатившийся по пустынному помещению и достигший, наверное, самых отдалённых уголков здания. А затем укрывавшая их ржавая жестянка с грохотом отлетела в сторону, и они, онемев от ужаса, увидели возвышавшийся над ними громадный чёрный силуэт, который, сливаясь с темнотой, казался ещё более необъятным и исполинским, принимая в их потрясённом восприятии какие-то совсем уж нереальные, фантастические размеры, вырастая чуть ли не до потолка, заполняя собой едва ли не всё пространство обширного зала.
Момент был критический. Они были на волосок от гибели. Если бы их оцепенение продлилось ещё хоть мгновение, для них всё было бы кончено. Но будто какая-то безотчётная спасительная сила, действовавшая помимо их сознания и воли, абсолютно парализованных в этот миг, сорвала их с места и мощным толчком разбросала в разные стороны.
Юра выпустил при этом руку Марины и в густом мраке, наполнявшем
