роковым.
Паша покивал, будто соглашаясь, повздыхал, порыскал глазами вокруг и, вновь заискивающе поглядев на друга, опять затянул своё:
– Так мы ж только на минуту. Ну разве так уж задержит нас эта жалкая минутка? Сами не заметим, как она пролетит… Зато увидим много интересного! – посулил он, закатив глаза и чмокнув губами, как от удовольствия. – Это я гарантирую. Поверь мне, ты такого ещё не видел. Благодарить меня потом будешь…
– Не буду! – сказал, как отрезал, Юра и для вящей убедительности полуобернулся, точно собираясь уходить. – Я, в отличие от тебя, с ума ещё не сошёл и не собираюсь заниматься всякой хренью, в то время как смерть висит за плечами. Ты, если тебе жизнь не дорога, можешь тут оставаться и исследовать свои развалины, а мы с Мариной уходим.
Но Паша, будто и в самом деле слегка помешался и потерял чувство реальности, не совсем вовремя отдавшись своим немного странным мечтаниям, продолжал канючить, как заведённый, всё более слабым, умоляющим, почти плаксивым голосом:
– Ну мы ж только на секунду… Одним глазком… Туда и обратно… Ну чего нам стоит? Это ж так интересно…
Тогда Юра, поняв, что приятель не в себе, подошёл к нему, схватил его обеими руками за грудки и, сильно встряхнув, прошипел ему в самое лицо:
– Слушай, ты, недоумок! Уймись. Приди в себя. Возьми себя в руки. То, что с нами происходит, – это не шутка, не кино, не кошмарный сон, который вот-вот прекратится. Это происходит на самом деле! Здесь и сейчас. И закончится только тогда, когда мы – если нам посчастливится – выберемся из этого проклятого леса. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Нам нельзя терять ни минуты, ни секунды. Потому что промедление означает в нашем положении смерть! Другого не дано… Ты меня понял?
Паша, глаза которого немного прояснились, сделал слабое движение, точно пытаясь освободиться, и промямлил:
– Понял, понял… Пусти.
Но Юра, продолжая держать его за отвороты куртки и глядя ему в глаза, негромко, но значительно и веско, отчеканивая каждое слово, говорил:
– Мы были в его логове. И ему, видимо, очень это не понравилось. И он идёт за нами, по нашим следам, чтобы прикончить нас. И не остановится, не угомонится, не уймётся, пока не сделает это. И вряд ли есть сила, способная остановить его. Ты видел сам: чтобы добраться до нас, он готов был перебить всех в лагере. Ему проломить человеку голову, как орех расколоть.
Отпустив наконец Пашу и отступив от него на шаг, Юра угрюмо взглянул на неприветливое, сочившееся мелкой влагой небо и, немного помолчав, задумчиво добавил:
– Два раза нам удалось ускользнуть от него. В третий раз может и не получиться. Так что погнали отсюда, пока не стало поздно…
– Юра!!! – раздался вдруг резкий, пронзительный, проникнутый невыразимым ужасом Маринин крик.
Юра, ещё не успев обернуться на её крик, понял, что они опоздали. Понял, кого он сейчас увидит…
Неизвестный стоял в отдалении, на краю поляны, в тени деревьев. Его внушительная громоздкая фигура немного скрадывалась этой тенью, густота которой усиливалась из-за ненастной погоды, но всё же достаточно отчётливо вырисовывалась на фоне ярко-зелёной листвы. Это было как будто огромное чёрное пятно, вытянутое ввысь и раздавшееся вширь, увенчанное крепко сидевшей на плечах крупной головой, сплошь покрытой мохнатой свалявшейся шерстью, от которой было свободно только тёмное морщинистое – будто старческое – лицо. Которое и лицом-то трудно было назвать; скорее это была звериная морда. Если бы не горевшие на ней живые, выразительные, человеческие глаза, внимательно, проницательно и неотступно смотревшие на ошарашенных, окаменевших беглецов.
Первым вышел из оцепенения Паша. Рванувшись с места, он, не помня себя, скорее всего не отдавая себе отчёта в своих действиях, а лишь подчиняясь властному инстинкту самосохранения, издавая протяжный задыхающийся вой, со всех ног понёсся туда, куда так стремился попасть все последние минуты, – к высившимся невдалеке полуразрушенным и заросшим бурьяном строениям.
Юра и Марина пребывали в состоянии столбняка лишь на пару мгновений дольше. А затем одновременно, – очевидно тоже не вполне осознавая свои действия, а лишь следуя тому же могучему и неодолимому инстинкту, – бросились следом за спутником.
Отделявшие их от ближайшего сооружения несколько десятков метров они преодолели за считанные секунды. Добежав до него, они вслед за Пашей юркнули в распахнутый настежь дверной проём, лишь чуть прикрытый толстой железной дверью, покрытой выцветшей и облупленной голубоватой краской, и устремились в глубь здания.
XIV
Следуя за Пашей, Юра и Марина пулей пронеслись по нескольким пустым полутёмным помещениям, слабо озарявшимся скудным рассеянным светом, чуть брезжившим сквозь маленькие замызганные прорези в стенах, то и дело натыкаясь на деревянный и металлический хлам, в изобилии валявшийся под ногами, задевая острые выщербленные углы и резко растворяя массивные стальные двери, которые, вероятно, уже много лет никто не открывал, о чём можно было судить по натуге, с которой они, точно сопротивляясь, поворачивались в заржавленных петлях, и пронзительному скрипу, издававшемуся ими при этом.
Достигнув самого большого, очевидно центрального, помещения, лишённого окон и объятого густой тьмой, они поневоле приостановились, потеряв Пашу из виду и не зная, куда двигаться дальше. А между тем двигаться было необходимо, в чём они лишний раз убедились, услышав глухой зычный рёв, донёсшийся до них извне. Рёв, в котором явственно слышались нетерпение и ярость. Видимо, преследователь был ещё снаружи, но, несомненно, он приближался к зданию, в котором скрылись беглецы, и вскоре должен был быть здесь. Так что времени для принятия решения у них оставалось совсем мало.
Юра, машинально схватив холодную, дрожащую руку Марины и крепко стиснув её, бросил взгляд вокруг и, не увидев ничего, кроме размытых, едва угадываемых контуров каких-то непонятных предметов, смутно выступавших из темноты, приглушённым, хрипловатым голосом позвал:
– Паша-а…
Паша не откликнулся. В зале царила гробовая тишина.
Юра, продолжая сжимать тонкую, немного влажную Маринину ладонь, сделал шаг вперёд и, чуть повысив голос, произнёс:
– Паша, где ты?
И вновь ответом ему было безмолвие. Лишь где-то в стороне послышалась слабая, едва уловимая возня.
Не выпуская Марининой руки, Юра медленно, осторожно ступая по грязному, захламлённому бетонному полу, усеянному всякой всячиной, двинулся в ту сторону, откуда донёсся шорох.
– Пашка, это ты? Где ты там? – вопрошал он, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то в плотном, непроницаемом мраке. – Отзовись, мать твою! Я ж знаю, что ты здесь…
– Тут я, – проскрипел наконец из темноты слабый, придушенный голос, тихий, как вздох.
И в тот же миг где-то снаружи раздался громкий лязг – по-видимому,
