Здоровяк отконвоировал Мэлви и Негро в пещеру.
Браун внимательно посмотрел Нику в глаза.
– Что же сказать вам на прощанье, милый друг? Первое, мне искренне жаль, что уважаемые мной супруги Сизые оказались замурованными в той тупиковой пещере. Это был их выбор, в конце-то концов. Мы всем по-честному предлагали выйти на земную поверхность. Впрочем, зная об их выдающихся талантах и недюжинных способностях, я не удивлюсь, если им удастся выбраться и из этого переплёта.…Второе, господина Александра Аматова вы прикончили абсолютно правильно. Дрянной был человечишка, работал на всех подряд, на всё был готов – ради презренного металла.…Третье, прошу – не торопитесь убивать моих людей. Главная их функция – чисто информационная. С помощью специальных портативных передатчиков они будут регулярно сообщать мне обо всех ваших успехах и возникающих проблемах. В случае если они пропадут из эфира, я буду вынужден застрелить энное количество заложников – в зависимости от степени испорченности настроения…. Вам всё ясно? Тогда пройдёмте в пещеру. Пришло время старта, труба зовёт! Извините, один момент, – профессор достал из заднего кармана своих штанов маленькое прямоугольное зеркальце и принялся внимательно изучать ярко-красный прыщ на своей правой щеке. Жирный солнечный заяц неожиданно выскочил из зеркального омута, резво проскакал по камням Индейского Нагорья и затерялся где-то в чёрных пейзажах Сизых болот, сгоревших дотла. Браун недовольно поморщился и спрятал зеркальце обратно в карман.
Ник и профессор двинулись к пещере.
В голове у Ника тут же родилась неожиданная мысль: «Руки у меня, конечно, связаны. А зубы-то – вот они, свободны. Если резко метнуться к Брауну и вцепиться ему зубами в горло? А что, имеются реальные шансы прикончить старого негодяя…. Только, вот, какой смысл в этом геройстве? Похоже, что никакого…».
Он шагал, никуда особо и не торопясь, размышляя о всяких загадочных перипетиях такой непростой жизни.
Даже стишок, сам по себе, придумался:
Вот и всё, а дальше – только стенка
Бритый мой затылок холодит…
У Бушкова – новая нетленка,
И заря – в том зеркале – горит.
И горит заря – назло козлам тем!
Наши на подходе – как всегда…
Опоздают – или что навроде…
Мы умрём – на сей раз навсегда…
На прощанье стоит побороться.
И та пуля первая – в бедро…
Доползём, и тонкий лучик солнца
Направленье показал давно.
Доползём – и в горлышко зубами…
А вторая пуля – наповал.
Не успел я попрощаться с вами,
Виноват…
«Да, красиво, конечно, – так вот умереть, отведав напоследок солёной крови врага. Бесспорно – красиво! Кто что против скажет? Не слышу, ау! Только бесполезно это и, в данном конкретном случае, даже вредно. Потому как общему делу только навредит…»
Звонкая капель, тоскливый скрип канатов, чьи-то тяжёлые вздохи со всех сторон.
Медленно опускались – в полной темноте, могли бы и свечку выделить, жмоты копеечные…
Воздух словно бы загустел, стало нестерпимо душно, жарко и как-то совсем неуютно. Даже сомнения закрались: может, это коварная ловушка, и всех их просто-напросто решили зажарить заживо? Хотя – зачем? Могли и расстрелять по-простому, без всяких хитрых заморочек…
Неожиданно со всех сторон налетела живительная прохлада, внизу приветливо замигали яркие огоньки. Ещё немного, и клеть коснулась своим деревянным дном каменного пола второго пещерного горизонта.
– Ничего себе! – громко присвистнул Ник.
Они находились в огромном зале, именно в зале, а не в нише или там в помещении. Высота от пола до потолка – метров сорок пять, определить же площадь зала сходу не удавалось, но было ясно, что речь шла о многих и многих тысячах квадратных метров.
Рядом с клетью горело несколько неуклюжих масляных ламп, но всё равно – вокруг царил таинственный полумрак, плавно переходящий в полную, откровенно-недобрую черноту.
По сторонам угадывались ящики и тюки с различными грузами, вокруг клети собрались встревоженные индейцы, что-то негромко говорящие хором, за их спинами виднелось хмурое лицо Банкина, ещё дальше, уже на границе полусвета и тьмы, угадывались два пятнистых силуэта с винтовками наперевес. Подбежал тощий индеец-подросток, ловко перерезал большим армейским ножом (подарок от Брауна!), у всех троих вновь прибывших толстые верёвки, связывавшие их руки.
По знаку, поданному Ником, Мэлви сделал шаг вперёд, поднял правую ладонь вверх и заговорил – медленно и протяжно.
Ник многозначительно кивнул Банкину, взял под локоть Джека Негро и отвёл его в сторону.
– Я тут за старшего, и мне решать судьбы всех остальных, – доходчиво разъяснил ситуацию Ник. – Так что, любезный Джек, не обижайтесь, рассказывайте: кто вы, что вы, ну, и всё тому подобное…
Недоверчиво косясь на Банкина, застывшего в двух шагах в позе «неожиданно-заснувшей обезьяны», Негро поведал свою нехитрую историю:
– Я обычный карибский охотник, последние три года работаю под заказ. Богатые сеньоры и сеньориты заказывают редких попугаев и других разных милых птичек, а их мужья и любовники – птенцов орлов и ястребов. В этот раз я по окраине Сизых болот шастал: один бродячий цирк заплатил задаток за парочку молодых узорчатых анаконд. Смотрю – костёр горит. Подумал, что это кто-то из наших, как дурак последний подошёл поздороваться. Ну, и повязали, с собой прихватили – в качестве переводчика, охотника и повара. Отпустить обещали, когда всё закончится. Хотите – верьте, хотите нет…
– Из городка Сан-Анхелино кого знаете? – строго, голосом капитана Зорго спросил Банкин.
Джек Негро, явно сбитый с толку, уставился на Банкина с видом испуганного школьника, застигнутого учителем врасплох за выуживанием шпаргалок из расстегнутой ширинки, но достаточно быстро пришёл в себя и сообщил:
– Вот, старину Зорго и знаю, наши корыта многие годы рядом у пирса стояли. Да и ещё несколько тысяч разных людишек обоего пола. Я же сам родом из Сан-Анхелино, поэтому и знаю всех.
– И с капитаном Большим Сидом знакомы? – в свою очередь слегка полюбопытствовал Ник.
Джек Негро неожиданно смутился и спрятал глаза за широкими полями своей шляпы. Через минуту он неуверенно произнёс:
– Да это я и есть – капитан Большой Сид. Вернее, был им. Уже лет пять прошло, как моя «Красавица» неожиданно села на рифы возле Гренады, да и затонула во время первого же шторма. Груз тогда был в трюме дорогой, незастрахованный. Понавешали господа судейские на меня всякого, даже хотели в тюрягу засадить. Вот, и пришлось в охотники податься: лучше уж по джунглям испытывать терпение судьбы, чем за решёткой гнить долгие годы.
