Платон разбудил Дерпфельда.
— Как ты думаешь, зачем Крто решил бежать с планеты? Не знаешь, конечно. А я знаю. Потому что Имма и практикант Кира Коробина с «Елены Прекрасной» — одно и то же лицо.
— Ты смеешься? — Дерпфельд не поверил. — Она — человек?
— Именно. И Крто тоже принял облик человека. Полностью. Ради нее. Как Хамматута для Розы… Имма, ты слышала легенду о Хаматтуте и Розе? — обратился археолог к их спасительнице. Он был уверен, что она не спит.
Но никто не ответил. Платон включил фонарь. У ног древних богов лежали они с Дерпфельд ом. Имма исчезла. Чертова девчонка! И как она сумела удалиться совершенно неслышно?!
— Я так и знал. Мы в ловушке, — удовлетворенно заметил Дерпфельд. — Бабам не верь — мой первый и единственный принцип.
— Как она выбралась? Я лежал поперек прохода, у самого выхода из норы, должен был услышать… Или… Объяснение одно. Из этой камеры есть другой ход. Имма легла спать у той стены. Значит, выход — там.
Профессор Рассольников стал ощупывать стену — миллиметр за миллиметр. Луч фонарика шарил вверх и вниз. Безрезультатно. Ничего похожего на дверь…
— Это все из-за тебя, профессор, — зло проговорил сержант. — Из-за твоей дурацкой поездки на скалу. Я же был против!
«Разве»? — хотел спросить Атлантида, но удержался. «Застряв в лабиринте, лучше не ссориться», — говаривал философ Стато.
— Ты был белый, как мел, — ворчал сержант. — Помню, у пилота Эрпа была точь-в-точь такая рожа, когда он глотнул на Малой Бургундии местного винца. Парень блевал сутки. Непрерывно. Когда я увидел твою зеленую харю, то решил: сейчас и ты начнешь блевать. Ну, думаю, дело плохо, если нашего бравого профессора так скособочило… Что ты там все-таки нашел?
— Склеп. И в нем — человеческие скелеты. И пряжку с голограммой космофлота. Получается, что экипаж не погиб вместе с кораблем.
— Какая-нибудь инфекция?
— Или отравление. Если у них не было при себе экотаблеток… Нет, не получается. При чем здесь отравление?! Я же сказал: у одного череп проломлен, у другого вообще снесло макушку.
У Платона мелькнула мерзкая догадка. Он был уверен, что сержант подумал о том же самом, но вслух не решился произнести.
— Но если Имма — человек, то она что-то знает…
— Да, конечно. Но у нее сейчас не спросишь.
Как же выскочила девчонка? Вот стерва! Платон вернулся по коридору к той двери, через которую они вошли. Как-то эта плита должна подниматься. Но как? Атлантида обшарил все камни. Ничего! Никакого намека на рычаг или пульт управления. Они умрут в этой черной норе, которая не поддается никакому сканированию, сложив глупые свои головы к ногам ограбленных богов.
— Боги! — догадался археолог.
Он помчался назад в комнатушку и принялся обследовать статуи. Какая часть тела должна иметь для эгейцев особое значение? Голова? Лицо? Глаза? Слишком высоко. В процессе метаморфирования жители Эгеиды утратили ноги. Быть может, они молили богов вернуть им прежний облик и вновь наградить ходульками вместо хвостов и обнимали колени богов… Да, да, колени. Платон обнял голени сидящего крайнего бога — кажется, это был Вта — и принялся ощупывать. И вдруг, о чудо, плита за спиной бога поехала в сторону, и открылся проход. Но там, в глубине нового помещения не было света. Только бархатная чернильная тьма. Абсолютная. Платон схватил фонарик и кинулся внутрь. Перед ним была квадратная нора, вырубленная в стене. Совершенно пустая. Лишь вниз уходил черный вертикальный ход. Платон осветил его фонариком. Дна не увидел. Зато увидел на стене углубления — одни под другими на двух противоположных сторонах. Человек здесь мог пролезть. А вот эгеец — вряд ли. Хвостом в такие ямки не упрешься. Однако — зачем эгейцу лезть? Спустился на кресле-антиграве — и порядок. И Платон последует их примеру.
Археолог притащил кресло-антиграв, повесил в воздухе над шахтой колодца и уже стал усаживаться, когда кресло камнем полетело вниз. Платон едва успел ухватиться за край колодца. Хорошо — с той стороны, где были ямки для ног и рук. Встал, прижавшись к холодному камню. Но самого бросило в жар. М-да… на кресле вниз не спустишься.
— Вылезай! — посоветовал Дерпфельд, заглядывая в тайную нору.
— Ну уж, нет! Спущусь вниз и погляжу, что там такое. Хотя бы есть чем заняться до возвращения нашей Иммы.
— Она не вернется.
— Вернется. Она прожила десять лет на Эгеиде и никому не сообщила о своем спасении. Почему? Подумай над этим, Вил. Это по твоей части. Тут интеллектуалом быть не надо. Надо всего лишь быть полицейским.
Археолог стал спускаться. Колодец был довольно широк, упираться руками даже при высоком росте профессору было неудобно. Одно неверное движение — и можно отправиться вслед за креслом. Не было даже страховки — какой-нибудь примитивной мономолекулярной веревки… Вспоминая об этом, Платон испытывал неприятный холодок под ребрами. Несколько раз Атлантида пытался осветить колодец, но ничего не видел в глубине. Лишь появился какой-то запах… Неопределенный… похожий… как бы лучше сказать?.. Да, запах пыли. Как будто там, внизу, была древняя библиотека. Свет фонаря метался по стенам. Нигде никакого лаза. Зато теперь в воздухе мельтешили пылинки. И пыль становилась все гуще. Платон стал кашлять и чихать.
И вдруг колодец кончился. Археолог, нащупывая очередную ямку, коснулся ногой чего-то мягкого. Он попытался встать на это внезапно появившееся дно и почувствовал, как нога погружается… Платон направил луч фонарика вниз. Дно покрывал слой легкого праха. А кресла не было. Лишь серое облако поднималось вверх. Платон вновь осторожно тронул прах. И тут же нога стала уходить в серую, вкрадчивую ватность. Археолог поспешно вернулся на ступеньки. Надо ползти наверх. Он сделал несколько шагов и понял, что не может двинуться с места — силы внезапно его покинули. В нелепой позе застыл он над серым пыльным «болотом». Пот катился по лбу. Хотелось глотнуть воды, а воды не было. Профессор отдышался и заставил себя двигаться. Через силу. Без всяких сил. Раз, два… Он считал шаги… Наверняка пыльное дно уже далеко. Он направил луч фонарика вниз. Ничего подобного. Оно тут, рядом… В нескольких шагах. Еще несколько отчаянных усилий… Так и есть! Дно поднималось вслед за Платоном. Он замер и стал смотреть. Вскоре серая пыль коснулась его ног. Археолог стал спешно карабкаться наверх. Усталость исчезла…
А что, если пыль вырвется из колодца и…
Археолог вдруг замер. Луч фонаря скользнул по стене. Платон остановил метание светового луча на знаке, высеченном на камне. Опять пучок восьмерок. Знак жизни, ставший знаком смерти… Археолог коснулся рельефа. Одна из плит медленно и со скрипом стала опускаться, открывая узкую горизонтальную галерею. А пыль уже легкой пеленой обволакивала щиколотки. Платон нырнул внутрь горизонтального хода и пополз. Тут же плита поехала наверх. А в колодце зарокотала, набирая силу, вода. Она лилась откуда-то сверху. Атлантиде почудилось рассерженное шипение: это вода, обрушившись на пылевое «болото», заставляла его медленно оседать. Через несколько секунд плита закрыла лаз, и все звуки смолкли. Работая локтями, археолог полз вперед. Проход был узкий, но вполне достаточный для человека. Эгейцу пришлось бы куда хуже: он бы непременно ободрал все бока, протискиваясь по галерее. Через несколько минут (или часов) Атлантида уперся в монолит, нажал и…
