— Советую читать газеты и не задавать таких вопросов, — ответил он.
Никита Родионович с удивлением посмотрел на Вагнера, стараясь понять, почему он держит себя с гостем подчеркнуто резко.
— Я не пойму… — начал было Моллер. Но старик перебил его:
— Понимать нечего… Вы, я вижу, опять принялись за старое ремесло?
— Я бы вам не советовал…
Моллер неожиданно встал, двинул стулом, выпрямился и, бросив на старика взгляд, полный злобы, быстро направился к выходу.
— С ним нужна большая осторожность. Это известный гестаповский агент! — возбужденно проговорил Вагнер и зашагал по комнате.
В тот же день к Вагнеру неожиданно пришел руководитель антифашистской группы города Генрих Фель. Он жил далеко за городом, связь с ним поддерживалась через других лиц, и нужны были чрезвычайные причины, чтобы старый Фель совершил далекое путешествие.
Ознакомившись с характером дела, по которому пришел Генрих, Вагнер решил тут же подняться в мезонин к своим квартирантам.
— Вы понимаете, товарищ Ожогин, — торопливо начал он, — мой друг не знает русского языка, а у него в доме умирает русский, бежавший из тюрьмы. Я думаю, что повидаться с ним будет лучше кому-нибудь из вас… Умирающий, очевидно, хочет сказать что-то важное, а Генрих понять его не может. За старого Феля я ручаюсь, можете не опасаться.
Ожогин и Грязнов некоторое время колебались, но уверения и просьбы Вагнера заставили их решиться на знакомство с Фелем.
— Я его подготовлю и приведу сюда! — радостно сказал Вагнер. — Здесь нам никто не помешает. — И он вновь спустился вниз.
Через полчаса в комнату друзей вошли Фель, Алим и Вагнер.
Генрих был высокий, костистый, сильно сутулящийся человек. Долгая и тяжелая жизнь труженика оставила на его широком лице глубокие морщины.
Фель отрекомендовался путевым обходчиком железной дороги. Выразив свою радость по поводу встречи с русскими товарищами, он рассказал, что привело его к Вагнеру. Сегодня утром, обходя свой участок железнодорожного пути, он наткнулся на человека, лежащего в кустах. Генрих вместе с женой перенес неизвестного к себе в сторожку. С большим трудом его привели в сознание. У него две раны: одна — в области живота, другая — в правой части груди. Он потерял много крови, часто бредит и, как полагает Генрих, говорит по-русски. Неизвестный откуда-то бежал, его преследовали, ранили, но подробности понять невозможно.
Рассказ старого Феля взволновал Ожогина и Грязнова. Надо было что-то предпринять без промедления. Но следует ли идти кому-нибудь из них? Не будет ли это большой неосторожностью? Решили, что с Фелем пойдет Ризаматов.
… До конца города Ризаматов и Фель ехали в трамвае. Здесь, у старинных ворот, была конечная остановка, дальше начиналась шоссейная дорога, пересекавшая открытую местность.
Генрих пошел впереди, Алим — за ним, на значительном расстоянии: таков был уговор.
Солнце уже клонилось к закату. Идти было приятно, тело обвевал легкий ветерок. На горизонте вырисовывались контуры густого лесочка, тянувшегося в обе стороны. Алим с особым удовольствием вдыхал чистый воздух лугов.
Когда солнце скрылось за горизонтом, Фель и Ризаматов пересекли двупутную железную дорогу и по узкой тропе, идущей параллельно ей, пришли к сараю.
В сарае на деревянном сундуке лежал человек. На вид ему можно было дать лет сорок, не меньше.
Услышав, что кто-то вошел в сарай, человек с трудом открыл глаза и посмотрел на Ризаматова.
— Здравствуй, товарищ, — опускаясь на землю, произнес Алим и взял его за руку.
Раненый сделал усилие приподняться, но ответил лишь легким пожатием руки и заплакал. Он плакал беззвучно, слезы одна за другой катились по небритым щекам.
На груди у него Алим увидел выжженную цифру «916» — клеймо! Алим вздрогнул:
— Я свой, русский, комсомолец. Расскажи мне о себе, товарищ…
Глаза раненого засияли. Превозмогая боль, часто останавливаясь, он начал говорить:
— Зовут Василий… Кленов… Двадцать шесть лет, танкист, лейтенант. Попал в плен под Киевом. Башню танка заклинило снарядом, был контужен… В Тамбове у меня мать, отец… В сорок втором году перевели сюда, на немецкий завод…
Кленов говорил еле слышно, с трудом выговаривая отдельные слова.
… На восток от железной дороги, в пятнадцати километрах, в запретной лесной зоне, находится подземный завод. Территория его в радиусе пяти километров обнесена несколькими рядами колючей проволоки, через которую проходит электрический ток высокого напряжения. В многочисленных бараках на территории завода — до пяти тысяч военнопленных. Вся территория завода хорошо укрыта кронами деревьев и маскировочными сетями. С воздуха нельзя обнаружить ни бараков, ни подъездных узкоколейных путей, пересекающих лес, ни тщательно замаскированных труб, ни штабелей химических снарядов и авиабомб, изготовляемых заводом. Маскируется сетями также бетонная дорожка длиной в восемьсот метров для посадки и взлета самолетов. Железнодорожная ветка обрывается в километре от завода. Единственным ориентиром могут служить три озера, окружающие его территорию. Завод строился руками заключенных и военнопленных. Каждый из них имеет номер, выжженный на груди. И каждый должен умереть, чтобы унести с собой тайну подземной Германии. Ни одному из строителей завода не избежать смерти. В подземелье после окончания строительства допускаются только немцы. Пленные в последнее время используются на поверхности земли: на укладке готовой продукции, на погрузке ее в самолеты и вагоны, на черной работе по обслуживанию электростанции, водопровода. Сейчас фашисты приступили к истреблению всех пленных. Тысячи узников, в первую очередь потерявшие способность работать — больные, изнуренные, слабые, — уже уничтожены. Людей травят голодными собаками, загоняют в болото и расстреливают из пулеметов. Часть пленных, еще годных к какому-то физическому труду, увозят. Увозят неизвестно куда, но, по слухам, в специальные лагери, где есть крематории для сожжения. Сейчас на заводе остались только немцы. В предпоследнюю партию, подлежавшую вывозке, попал и он, Кленов. Ему удалось выброситься из закрытого вагона через окно. Охрана открыла стрельбу. Спас лес. Истекая кровью, обессиленный, он полз несколько часов, пока не потерял сознание…
— Вот, кажется, все… — слабеющим голосом произнес Кленов и, откинув назад голову, смолк на несколько секунд. — Запишите мой адрес… Скажите родным, как умер их сын…
Тесная связь, установившаяся у Грязнова и Ожогина с Вагнером, Абихом, а затем и с Генрихом Фелем, привела к активизации борьбы подпольной группы антифашистов. Как и предполагали друзья, группа работала обособленно, ни с кем не была связана. Генрих, характеризуя каждого участника, рассказал, что все они враги нацистов и не побоятся пойти на смерть во имя освобождения Германии. Многие способны вести активную подрывную работу.
