— Я задыхался, — говорит он. — А не умирал. Ты должна научитца отличать это.
Он подтягивается вверх, штобы сесть. Качает головой и стонет.
— Я уверен, что сильно ударился об землю, — говорит он.
— Недостаточно, — говорю я.
— Што случилось с червяками?
— Подохли, — говорю я.
Он ворчит, закрывая глаза.
— Не благодари или типа того, — говорю я.
— Спасибо, — говорит он. — На твоем счету две моих спасенных жизни. Один раз в клетке, и сейчас. И на моем, две твоих жизни. Я вытащил тебя из воды и из трещины, в которую ты угодила.
— Я не играю в твои дурацкие игры, Джек, — зло говорю я. — Поднимайся, давай.
Он открывает один глаз.
— Но по справедливости, — говорит он, — Айк помог вытащить тебя, так што наверное вернее сказать, што на моей совести только половинка твоей спасенной жизни. Он протягивает мне руку. — Ладно, помоги мне встать. Только не надрывайся.
Я дергаю его за руку, как получаетца. Обжигающая боль простреливает мое правое плечо. Я задыхаюсь от боли. Такое ощущение, што плечо горит. Я была настолько занята спасением себя и спасением Джека, што даже до сих пор ничего не почувствовала.
— У тебя порез, — говорит он. — Дай-ка я взгляну, уж мне ли не знать о том, што это такое.
Он протягивает руку. Но я ударяю по ней.
— Отвали, — говорю я. — Со мной всё отлично.
— Не будь такой чертовски упрямой, — говорит он. — Иди сюда.
— Иди ты к черту, — говорю я.
Я поворачиваю в направлении остальных и по дороге собираю стрелы. Я иду быстро и не оглядываюсь назад. Я его не жду.
Он начинает петь позади меня.
Я в горы забирался высоко,
В моря я плавал далеко.
Девиц я всяких повстречал,
Красоток многих повидал,
Но лишь увидев я её,
То сердце подарил своё.
О, Энни бессердечная,
За что мне муки вечные.
Я бросил всё, бродил по свету,
Мечтая позабыть девицу эту.
О сколько поцелуев даровал,
Но слаще губ её я не знавал.
О, Энни бессердечная,
Мучение мне вечное.
И женщин многих я любил,
Руки и сердца их просил.
О, сколько нежных рук меня касались,
Те девушки в любви мне вечной клялись.
О, если б согласилась ты,
Осуществить мои мечты
И провела со мной лишь ночь,
Я умереть бы был не прочь.
О Энни бессердечная,
Моё проклятье вечное.
Они молили: «будь со мной»,
Но Энни отняла покой.
Но как бы сердце не болело,
А разлюбить ведь не сумело.
Так знай же, Энни, уж поверь.
Я буду подле каждый день.
Не думаю, што большинство людей, которые только што одалели сотню адовых червей, примутца распевать. Но Джек не большинство. Я могла бы уже понять.
У него сильный голос, который разноситца по всему озеру. Песя звучит чисто и ясно, как будто он шагает рядом со мной. И он отлично поёт. Но после того как он допел, он начинает всё сначала, а потом по следующему кругу. Довольно скоро меня уже начинает подташнивать от самой песни и его голоса, и к тому же меня уже начинает выворачивает слышать этот назойливый куплет о жестокосердной Энни.
Што за дурацкая песня.
Я имею в виду, што за дурак свяжетца с женщиной, которая приносит одни мучения.
Я осмеливаюсь, пока иду, поглядеть на свою плечо. Я медленно и осторожно стягиваю с плеча рубаху. Запекшаяся кровь приклеилась к ткани, а та прилипла к ране. Я закусываю губу, штобы не вскрикнуть. Джек всё еще где-то позади меня.
«Не дай ему себя услышать».
Только одна царапина на коже, но выглядит довольно глубокой. Рана пульсирует как сумасшедшая.
Но эта боль не худшая из тех, што мне доводилось испытывать на Арене после тяжелого боя. Я повторяю себе это снова и снова. Таким образом, удерживая над собой контроль. Мне просто нужно делать то, што уже прежде делала. Отключить свой разум от ощущений, от всего того, што испытывает тело. Заставить себя поверить, што это происходит с кем-то другим, а не со мной.
Думай о чем-нибудь другом.
Думай о Лью. Думай о том, как он выглядел, когда в последний раз видела его. Брошенный на спину лошади, связанный по рукам и ногам, словно зверь какой.
Они убили моего отца. Они забрали моего брата.
Это гнев, который держит меня еще на плаву.
Я чувствую тепло в животе. Везде, во всем теле.
Тепло.
Так жарко.
Как только я нагоню Эмми и остальных, я промою своё плечо и перевяжу его... И делов то, я перевяжу его... а што потом?
Мои ноги наливаютца тяжестью. Такое ощущение, што их што-то держит. Нельзя останавливатца, нужно идти. Нужно добратца...а куда я иду? Ох, ну да. За Лью, именно за ним. Но мне просто нужно присесть и чуток отдохнуть. Всего на секундочку.
Я опускаюсь.
Ночь. Должно быть прохладно, но я ужасно потею. Я собираюсь рукавом стереть влагу... но не могу поднять руку. Теперь я спомнила. Моё плечо. Должно быть... заражение.
Должна найти Лью.
Я просто так... устала. Должно быть... лягу... отдохну...
* * *
Мне пять лет. Солнечный денек. Я на берегу Серебряного озера. Я сама по себе. Легкий ветерок колышет мои волосы. Вода в озере тихо плешетца, расходитца кругами. Я присела на корточки и пускаю плоские камушки по глади воды, все белые, один за другим. Я считаю, когда запускаю следующий.
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь!
На меня падает тень. Я смотрю вверх. Это Па. Он всегда так делал, когда я была маленькой. До того, как Ма умерла. Густые черные волосы, улыбающиеся глаза, сильный, красивый.
— Семь, Па! Погляди на это!
Он сидит на корточках рядом со мной. И берет меня за руку.
— Ты им нужна, Саба, — говорит он. — Лью и Эмми. И другим тоже. Будут и другие, которые пойдут за тобой, их много, а ты должна будешь поднятца и повести их. Не поддавайся страху. Будь сильной, такой, какой я знаю тебя. И никогда не сдавайся, поняла, никогда. Щто бы ни случилось.
Я улыбаюсь ему.
— Я не сдамся, — говорю я. — Я не привыкла отступать, Па.
— Умница, моя девочка, — говорит он.
А затем он исчезает. Вот так просто. Растворяетца в воздухе.
— Па! — я подскакиваю на ноги. — Куда ты, Па? Вернись!
Его голосом даноситца до меня эхом.
— Умница, моя девочка, моя девочка, девочка.
Всё тише и тише.
— Па!
Я смотрю по сторонам, отчаянно пытаясь найти его. Но он исчез. Серебряное озеро пересохло. Нога под моими ногами и повсюду насколько я могу охватить взглядом, даль высохла и растрескалась.
